Русский дневник

В одном углу гостиной висела икона Богоматери с младенцем в красивом позолоченном окладе, под пологом из домотканых кружев. Эту икону, ― а она была очень старой, ― по всей вероятности, закопали, когда пришли немцы. На стене висела увеличенная и раскрашенная фотография прапрародителей. Двое сыновей из этой семьи погибли во время войны ― их снимки находились на другой стене, ― они были сфотографированы в форме и выглядели очень молодо, строго и провинциально.

В комнату вошли мужчины, опрятно одетые, чистые, помытые, побритые и обутые. На работах в поле ботинки не носят.

Спасаясь от дождя, в дом прибежали девочки с полными фартуками яблок и груш.

Хозяин ― лет пятидесяти, с высокими скулами, светлыми волосами, широко посаженными голубыми глазами на обветренном лице. На нем была гимнастерка и широкий кожаный ремень, какие носили партизаны. Его лицо было искажено словно от ранения.

Наконец нас пригласили к столу. Украинский борщ, до того сытный, что им одним можно было наесться. Яичница с ветчиной, свежие помидоры и огурцы, нарезанный лук и горячие плоские ржаные лепешки с медом, фрукты, колбасы ― все это поставили на стол сразу. Хозяин налил в стаканы водку с перцем ― водка, которая настаивалась на горошках черного перца и переняла его аромат. Потом он позвал к столу жену и двух невесток ― вдов его погибших сыновей. Каждой он протянул стакан водки.

Мать семейства произнесла тост первой. Она сказала:

― Пусть бог ниспошлет вам добро.

И мы все выпили за это. Мы наелись до отвала, и все было очень вкусно.

Теперь наш хозяин провозгласил тост, который мы уже слышали очень много раз, ― это был тост за мир во всем мире. Странно, но нам редко удавалось слышать более интимные, частные тосты. Чаще звучали тосты за нечто более общее и грандиозное, чем за будущее какого-то отдельного человека. Мы предложили выпить за здоровье членов семьи и процветание колхоза. А крупный мужчина в конце стола встал и выпил за память Франклина Д. Рузвельта…

Когда мы кончили обед, настало то, к чему мы уже привыкли, ― время вопросов. Но на этот раз нам было интереснее, потому что это были вопросы крестьян о наших фермерах и фермах. И снова нам стало ясно, что у людей очень сложное и любопытное представление друг о друге. На вопрос: «Как в Америке живут фермеры?», невозможно ответить. Что за ферма? Где? А американцам очень трудно представить Россию, где можно найти практически любой климат ― от арктического до тропического, где живут разные народы, которые говорят на многих языках…

На следующее утро мы проснулись поздно и принялись обсуждать день, проведенный на ферме, и Капа отложил отснятые на ферме пленки. Нас пригласили к себе в гости Александр Корнейчук и его жена, известная в Америке польская поэтесса Ванда Василевская. Они жили в хорошем доме с большим садом. Обед был накрыт на веранде под тенью раскидистой виноградной лозы. Перед верандой росли цветы, розы и цветущие деревья, а чуть подальше расположился большой огород.

Обед приготовила Ванда Василевская. Он был вкусный и очень обильный. Еда состояла из баклажанной икры, днепровской рыбы, приготовленной в томатном соусе, странных на вкус фаршированных яиц I старки ― желтоватой водки с тонким вкусом. Потом подали крепкий нужный бульон, жареных цыплят, наподобие тех, что готовят у нас на юге, : той лишь разницей, что этих сначала обваляли в сухарях. Затем был пирог, кофе, ликер, и, наконец, Корнейчук выложил упманновские сигары в алюминиевых футлярах.

Обед был превосходным. Пригревало солнце, в саду было очень приятно. Когда мы принялись за сигары и ликер, разговор повернулся на отношения с Соединенными Штатами. Корнейчук входил в состав делегации культурных деятелей, посетивших Соединенные Штаты. По прибытии Нью-Йорк у всех членов делегации были взяты отпечатки пальцев

и всех зарегистрировали как представителей иностранной державы. Их возмутило то, что у них взяли отпечатки пальцев, и они вернулись домой, прервав визит. Корнейчук сказал:

― У нас в стране берут отпечатки пальцев только у преступников. У вас ведь не брали отпечатки пальцев. Вас не фотографировали и не заставляли регистрироваться.

Мы постарались объяснить, что, по нашим правилам, люди, приезжающие из коммунистического или социалистического государства, рассматриваются как государственные служащие, а всем иностранным государственным служащим необходимо регистрироваться.

Он ответил:

― В Англии тоже социалистическое правительство, однако вы не регистрируете англичан и не берете у них отпечатки пальцев.

Поскольку оба, и Корнейчук, и Полторацкий, воевали, мы спросили у них, какие бои проходили в этих местах. Полторацкий рассказал нам историю, которую трудно забыть. Однажды он был в составе русского подразделения, которое должно было атаковать немецкое сторожевое охранение., Шли так долго, снег был таким глубоким, а мороз таким сильным, что когда люди наконец дошли до цели, их руки и ноги одеревенели от холода.

― Нам оставалось драться только одним, ― сказал он, ― зубами. Потом мне это снилось по ночам. Это было ужасно.