Русский дневник

Потом он принялся расспрашивать нас об Америке. Один из вопросов был такой:

― Ваши газеты пишут о войне с Советским Союзом. Хочет ли американский народ этой войны?

― Не думаем, ― ответили мы. ― Мы не знаем, но не думаем, чтобы какой-либо народ хотел войны.

― По-видимому, единственный человек в Америке, который во весь голос выступает против войны, это Генри Уоллес, ― сказал он. ― Вы не могли бы сказать, сколько у него приверженцев? Имеет ли он серьезную поддержку в народе?

Мы ответили:

― Не знаем. Но мы знаем,, например, что в одной из поездок по стране Генри Уоллес собрал беспрецедентную сумму за входные билеты на свои выступления. Мы знаем, что люди впервые платили деньги, чтобы пойти на политический митинг. И мы знаем, что многим пришлось уйти с этих митингов, потому что не было не только сидячих мест, но и стоячих. Повлияет ли это как-то на предстоящие выборы, мы понятия не имеем. Мы знаем только, что те люди, кто хоть краем глаза увидел, что такое война, против нее. И мы считаем, что таких людей, как мы, очень много. Мы думаем, что если война ― единственный ответ, который нам могут дать наши лидеры, значит, мы живем в несчастное время, ― И затем мы спросили:

― Хочет ли войны русский народ, или какая-то его часть, или кто-то в русском правительстве?

Тут он выпрямился, положил свой карандаш и сказал:

― Я могу. однозначно ответить на этот вопрос. Ни русский народ, ни какая-то его часть, ни часть русского правительства не хотят войны. И даже больше того: русские люди пойдут на все, чтобы избежать войны. В этом я уверен

Он опять взял карандаш и стал рисовать загогулины на бумаге.. ― Давайте поговорим об американской литературе, продолжал он, ― нам стало казаться, что ваши писатели уже ни во что не верят. Это правда?

― Не знаю, ― ответил я.

― Ваша последняя книга показалась нам несколько циничной, ― сказал он.

― Она не цинична, ― ответил я. ― Я считаю, что писатель обязан как можно точнее описывать время, в котором он живет, и так, как он его понимает. Этим я и занимаюсь.

Потом он спросил об американских писателях, о Колдуэлле и Фолкнере, и о том, когда Хемингуэй собирается выпустить новую книгу. И еще он спросил, какие молодые писатели появляются, какие новые имена. Мы ответили, что появилось несколько молодых писателей, но еще очень рано от них ожидать чего-либо серьезного. Эти молодые люди ― вместо того, чтобы учиться мастерству ― служили последние четыре года в армии. Такой опыт, скорее всего, должен был глубоко потрясти их, но им понадобится время, чтобы прочесать этот свой опыт, выделить из жизни основное, а потом уже садиться писать.

Казалось, он несколько удивился, узнав, что писатели в Америке не собираются вместе и почти не общаются друг с другом. В Советском Союзе писатели ― очень важные люди. Сталин сказал, что писатели ― это инженеры человеческих душ.

― Мы объяснили ему, что в Америке у писателей совершенно иное положение ― чуть ниже акробатов и чуть выше тюленей. И, с нашей зрения, это очень хорошо. Мы считаем, что писатель, в особенности молодой, которого очень расхваливают, так же быстро может быть опьянен успехом, как и киноактриса, о которой печатают хорошие рецензии в специальных журналах. А если критика будет как следует колошматить писателя, в конечном счете это обернется для него только пользой. ― Нам кажется, что одним из самых глубоких различий между русскими и американцами является отношение к своим правительствам. Русских ~ учат, воспитывают и поощряют в том, чтобы они верили, что их правительство хорошее, что оно во всем безупречно, что их обязанность ― помогать ему двигаться вперед и поддерживать во всех отношениях. В отличие от них американцы и британцы остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что правительство должно играть в обществе как можно меньшую роль и что любое усиление власти правительства ― плохо, что за существующим правительством надо постоянно следить, следить и критиковать, чтобы оно всегда было деятельным и решительным…

Блокнот г-на Караганова пестрел синими и красными значками. Наконец он сказал:

― Если вы составите список того, что вы хотите сделать и увидеть, и передадите его мне, я посмотрю, чем смогу вам помочь.

Караганов нам очень понравился. Этот человек говорил прямо и без смущения. Позже мы слышали много высокопарных общих слов. Но никогда мы не слышали такого от Караганова. Мы не скрывали, что мы именно те, за кого себя выдаем. У нас были свое мнение, своя американская точка зрения и, вероятно, с его точки зрения, ряд предубеждений. Но он не проявил ни нелюбви, ни недоверия, наоборот, казалось, что он проникся уважением к нам. За время нашего пребывания в Советском Союзе он здорово помог нам. Мы неоднократно встречались с ним, и его единственная просьба к нам заключалась в следующем:

― Напишите правду, напишите то, что увидите. Не меняйте ничего, напишите так, как оно есть, и мы будем очень рады. Потому что мы не доверяем лести.

Он казался нам честным и хорошим человеком.