За годы Второй мировой войны Курт Хохоф, служа в вооруженных силах Германии, прошел путь от рядового солдата до офицера. Он принимал участие в действиях гитлеровской армии на территориях Польши, Франции и Советского Союза. В обязанности связного Курта Хохофа входило ведение журнала боевых действий его полка, что помогло ему восстановить события, участником и свидетелем которых он являлся. Обладая несомненным литературным талантом, хорошо образованный немец подробно описывает жестокие бои на Днепре, на подступах к Дону и под Сталинградом, упорное сопротивление Красной армии. И о том, как он размышлял о будущем Германии, как наступило отрезвление и понимание надвигающейся катастрофы
Детективы / Военное дело / Спецслужбы18+Курт Хохоф
Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943
Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.
Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.
Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2017
© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2017
Глава 1
Авратинские высоты
Шел уже второй год войны. Мы воевали в Польше и во Франции, а с августа 1940 года находились в польской части Украины в полном неведении о том, что нас ожидает в дальнейшем. Военная машина почти остановилась. Изредка проводились полковые учения, то тут, то там осуществлялась передислокация воинских частей. Периодически пожилых солдат увольняли в запас, а на их место приходили молодые новобранцы. Как обычно осуществлялись поставки боеприпасов и техники. Все это походило на смазку различных частей сложного механизма.
Все пространство и время наполнились ожиданием, но чего именно от нас ждали, никто не знал. Точно так же, как плотина собирает силу воды, так и в нашем случае стала накапливаться чудовищная по своей силе духовная энергия. В глубине души мы надеялись, что Россия останется нашим другом. Но были и горячие головы, мечтавшие о наживе и славе в результате победы над огромной империей Сталина. Одни были объяты жаждой темных приключений, другие предавались отчаянию. А поскольку мы полагали, что Восток будет разгромлен так же быстро, как и Запад, если мы навалимся полной силой, то считали, что Восточный поход приведет к скорому окончанию войны и мы сможем вернуться домой.
До сих пор все проходило удачно. Бог, как было начертано на пряжках наших поясных ремней, был с нами в покорении мира, пусть и не совсем славном, как того хотелось. У людей, думающих по-военному, мысль о непобедимости германской армии превратилась в своеобразную догму. Другие, в основном финансисты, экономисты и прочие немногие, не желавшие победы, сомневались. Так продолжалось вплоть до Сталинграда.
План-схема продвижения воинских частей вермахта по территории СССР, в которых служил Курт Хохоф
Остается неразрешимой, не имеющей аналогов в истории загадкой, что шок, испытанный от Сталинграда, так и не был преодолен, что армия в конце стала убегать от тех людей, которых в 1940 году она могла связать попарно, как Самсон лис[1].
Для значительной части немецких солдат Россия навсегда останется величайшим переживанием, испытанным во время войны. Здесь мы имели дело с противником равным нам по вооружению, руководству и храбрости. Русский солдат, как и немецкий, имел закалку, был способен на все во время наступления и так же легко пугался, находясь в обороне или при отступлении. У обеих сторон наблюдались добродетели маленького человека: порядочность, товарищество, верность. Вождями они не были одержимы.
Политическое руководство, как с немецкой, так и с русской стороны, было фанатичным и в отношении противника, можно даже сказать, наивным. Немцы считали русских варварами, а русские видели в нас надменных завоевателей. На самом же деле друг другу противостояли Европа и Азия, западное и восточное христианство (и то, и другое в демоническом одеянии), германцы и славяне. То, что мы называли свободой, те считали буржуазным очковтирательством, а то, что мы принимали за духовное и экономическое рабство, являлось восточным стилем, укоренившимся со времен Рюрика. Сходство и родство скрывалось, а на передний план выдвигалось то, что приводило к ужасающей напряженности. Мы были в аду. Клаузевиц[2] пришел бы в ужас от такого левиафановского стиля[3].
Нам, немцам, сражаться с русскими было гораздо сложнее, чем им с нами. Они защищали свою родину, тогда как мы… Что же двигало нами? Накануне нападения обер-лейтенант Цанглер провел инструктаж-наставление. Он принимал участие в Первой мировой войне с юношеских лет и дослужился в рейхсвере[4] до полкового писаря в оперативном отделении штаба. Через его руки проходили все приказы. И хотя он сам не обладал правом отдавать приказы, эта обстановка наложила на него определенный отпечаток, поскольку он был человеком добросовестно исполняющим свои обязанности, подобно тому, как домохозяйка подает тапочки своему супругу.