Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

К нам в роту Цанглер прибыл чуть больше года тому назад вместе со взводом пехотных орудий силезского производства из Райзенберга, местечка восточнее Вены. На потертой униформе тогдашнего лейтенанта были видны следы от прежних нашивок фельдфебеля. Это был загорелый человек крепкого телосложения с курчавыми волосами, прищуренным взором и большим бугристым носом. Его мощная фигура была видна издалека. Никто не знает, что происходило в душе господина фон Треско, нашего ротного, когда он в первый раз увидел Цанглера, но он оценил его правильно и нашел ему достойное применение. Во время военного похода во Франции Цанглера постоянно можно было видеть разъезжающим на велосипеде вдоль марширующей роты и подгоняющим отстающих. Он занимался вопросами расквартирования и пресекал бахвальство среди солдат. А когда дело доходило до передвижения бегом, то для воодушевления бегущих личным примером Цанглер скакал верхом на лошади или ехал на велосипеде. И если фон Треско располагался на ночлег вне расположения роты в комфортабельных покоях, то Цанглер предпочитал ночевать в палатке или на конюшне. Он заботился о том, чтобы грузовики были под завязку заполнены фуражом и продовольствием, добывая картофель, вино, шнапс, не пренебрегая демонстрацией своего искусства мясника, приобретенного еще на гражданке.

Со временем этот человек стал командиром нашей роты. И именно он накануне нападения на Россию рассуждал о цели и смысле предстоящего военного похода. Методические рекомендации этого выступления, как обычно, были спущены «сверху», и поэтому произнесенные им фразы могут служить в качестве документа. В частности, он сказал следующее: «Все начнется завтра. Коммунизм по-прежнему является нашим главным врагом. Будьте бдительны в отношении Красной армии! Сопротивление должно подавляться беспощадно».

Поскольку мне было поручено вести журнал нашей роты, то я записал его речь в своей тетради. Все происходило в большом, пугающем своей темнотой сарае. Солдаты стояли молча. Во мраке видна была только фигура Цанглера, карманным фонариком подсвечивавшего текст своего выступления. Я же пристроился сбоку от него, записывая услышанное на коленке. Когда речь закончилась, не раздалось ни звука. Люди смущенно смотрели в землю. Цанглер громко щелкнул челюстями и хрипло скомандовал:

– Разойдись! Всем удачи!

Все же он знал войну не понаслышке и носил военные знаки отличия с 1914 года.

Наша рота состояла из крестьян, ремесленников, мелких служащих, а также пары школьников и студентов. Мы не стремились сражаться с коммунизмом. Один образ мыслей может победить только другой образ мыслей. В целом настроение у нас было хорошее, и мы с уверенностью смотрели в будущее, поскольку нам предстояло обрести жизненное пространство на Востоке и завершить тысячелетний натиск германской политики, который был наполнен не столько пониманием, сколько кровью. Размышления о предстоящей военной кампании были, пожалуй, более основательными, чем мысли о походе против поляков и французов, не являвшимися, как это выяснилось, настоящими противниками. Скрытое в глубине души и многими не осознаваемое влечение на Восток являлось более изысканным средством для поднятия в известной степени необходимого энтузиазма, чем напыщенные фразы о необходимости борьбы с большевистской мировой революцией. Позднее немецкая пропаганда в отношении русских соответствующим образом перестроилась и вместо примирения стала призывать к их уничтожению.

22 июня 1941 года в половине третьего утра я получил приказ перехватить курьера на дороге между городами Сокаль и Кристинополь[5], поскольку ночью наша рота заняла передовые позиции и местоположение командного пункта изменилось. В эти минуты стал заниматься новый день. Вначале ярким светом осветились парящие высоко в небе облака. Затем в глубокой ночной черноте начали расползаться серые сумерки, прорезаемые солнечными лучами. В нескольких сотнях метров справа от нас стали просматриваться заросли кустарника и группы деревьев, окаймлявшие русло реки Буг. Над гладью воды висели клочья тумана. В предыдущие две недели днем и ночью мы часто продирались через изломанные ивы к берегу. Извилистый Буг был здесь не очень глубоким. Вода, отдающая в черноту, была чистой, а ширина реки составляла около 15 метров. Время от времени просматривались водовороты. Попасть в такой омут с явно выраженными границами было опасно для жизни.