Русский эксперимент

П: В чем же суть этой Второй революции, по твоему? Переход к демократии? К социализму с человеческим лицом? Приобщение к мировой цивилизации?

А: Ну не такой же я идиот! Это же все пропаганда. Наша Вторая революция легализовала ту социальную структуру и те социальные отношения, какие фактически сложились у нас в доперестроечные годы. Сложились естественным образом, в силу внутренних законов самого реального коммунизма, как ты выражаешься. Класс богатых и привилегированных собственников начал складываться не после 85 года, а раньше. Ты сам писал об этом задолго до перестройки. Теперь он признан законодательно. Под давлением Запада революция зашла дальше ее социальной задачи. Но это временно. Все вернется на круги своя. Конечно, в новой форме. Под другими названиями. Но все тот же коммунизм. Модернизированный, западообразный. Но все-таки коммунизм. Будет и аппарат, подобный партийному. Будет и контролируемая государством экономика, культура, система образования и прочее. Конечно, многие достижения советской истории уже не восстановишь. Но они отпали бы и без перестройки, и без Второй революции. Я имею в виду социальные права и гарантии для всех. Ты же сам писал обо всем этом! Мы — твои ученики! Подумай все-таки о возвращении. Все постепенно образуется. Поживешь у меня на даче на полном обеспечении. Пиши, что хочешь! Помощников дадим. Потом, если хочешь, займешься изданием этих сокровищ.

П: Предложение соблазнительное, ничего не скажешь! Спасибо. Но беда в том, что я уже не верю в русский народ. Тут некому и нечему верить. Обманут, предадут, забудут, схалтурят, не смогут. Ты думаешь, я смог бы спокойно жить в твоем роскошном поместье с западным комфортом, зная, что 80 процентов русских живет на уровне ниже нищенского, что идет разграбление народного достояния, что уничтожаются все лучшие достижения советской истории?! России нет! Есть разлагающийся труп. Обломки крушения.

А: Германия пережила такой же разгром. И все-таки поднялась.

П: Другой разгром. Другие отношения с Западом. В Германии был разгром военный, а не социальный. Социальный строй сохранился, лишь очистился от нацистской шелухи. Запад оказал мощную поддержку. Восстановление Германии было общим делом Запада. У нас же разгром не военный, а социальный, идейный, моральный и даже биологический. Война не кончилась. Она продолжается. Война на уничтожение нашего народа. В стране происходит размежевание на два непримиримых лагеря — на силы разрушения и силы сопротивления. И что бы ты ни думал о себе и что бы ни говорил, ты в первом лагере.

А: А ты во втором?

П: Я хотел бы быть во втором. Во всяком случае, сообщником тех сил, которые ты представляешь, я не буду ни при каких обстоятельствах.

А: Ну что же. На этом мы, пожалуй и закруглимся. Мое личное отношение к тебе не изменилось. Я лишь хотел и хочу сохранить тебя для будущей России. Не хочешь остаться так, как я предлагаю, уезжай отсюда как можно скорее. Тут скоро будет еще хуже, чем сейчас. Вторая революция, а по твоей терминологии — контрреволюция будет ставить свою последнюю, окончательную точку.

Ночные разговоры

П: Я просматриваю газеты и журналы, слушаю речи по телевидению, разговариваю с людьми. Нескончаемые потоки слов. И какие только выражения не употребляют! Коммунизм, тоталитаризм, капитализм, демократия, рынок, гражданское общество, средний класс, справедливость и т.д. и т.п. А устрой опрос, никто толком пояснить не сможет, что именно он называет такими словами.

Ф: Нет профессионального образования.

П: Ерунда! Уверяю тебя, среди профессионально образованных людей разнобой в определении этих явлений еще больше, чем среди болтунов-дилетантов. У профессионалов возможностей и навыков для словоблудия и языковых махинаций гораздо больше. В сочинениях специалистов насчитывают по нескольку десятков определений капитализма, демократии, рынка, культуры, гражданского общества и прочих явлений современного общества.

Ф: Свобода творчества! Сложность самих явлений!

П: Конечно, это играет какую-то роль. Но главные причины не в этом.

Ф: А в чем же?