Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

Подготовка к летней выставке 1944 г., а также к ряду других регулярных событий в Русском доме (к театральному сезону и к следующему школьному году) была прервана в августе 1944 г. начавшейся эвакуацией немецких оккупационных и русских эмигрантских учреждений. Сигналом к тому, что приход Красной армии неизбежен, послужил молниеносный разгром румынских и немецких войск в Яссо-Кишиневской операции (20–29 августа 1944 г.). Материалы выставки, подготовленные к эвакуации, а также значительная часть другого имущества Русского дома, по воспоминаниям организаторов эвакуации, были утрачены. Последний след материалов выставки обнаружился недавно в Белграде: «…во время немецкой оккупации картины эти были подготовлены к вывозу в Германию и временно расположены в помещениях клиники. Один из докторов, увидев картины известного в Белграде художника, украл их и спрятал в другом месте. Уже после войны, когда Степан Колесников узнал об этом, он подарил все эти картины клинике… несмотря на многочисленные финансовые трудности, которые переживала и переживает эта клиника, они и сегодня украшают ее стены и служат духовной поддержкой всем тем, кто в ней работает…»[190]

Способом сохранения и умножения собственного (само) сознания русской эмиграции как единой социальной группы, безусловно, были и такие учреждения культуры, как библиотеки. Хотя большинство русских колоний в Югославии имели свои библиотеки, настоящим кладезем русской книги за рубежом была Русская публичная библиотека, хранившаяся в Русском доме императора Николая II. Отрицавшие в своем политическом экстремизме русское наследие в советской культуре эмигранты называли эту библиотеку «крупнейшим русским национальным книгохранилищем»[191]. Мы же, безусловно, можем назвать ее крупнейшим собранием русской книги в эмиграции. Расширение фонда и содержание библиотеки находились на самофинансировании от абонементной платы. В годы войны в результате ликвидации ряда общественных организаций (Земгор, Союз русских писателей и др.), а также отъезда из Сербии на заработки в Германию ряда эмигрантских семей, оставлявших свои книги библиотеке, ее фонд еще более увеличился и превысил в 1942 г. 100 000 книг. В Русской публичной библиотеке трудились 15 сотрудников, ежемесячный оборот в 1942 г. составлял 26 000 динаров, а в среднем в день библиотеку посещали 600 человек. Абонентская плата за книгу в довоенное время составляла 16 динаров, а в 1942 г. возросла до 25 динаров. При этом число постоянных читателей составляло около 2500 человек (напомним, что в годы войны число русских жителей Белграда было около 6000 человек)[192]. К лету 1944 г. фонд Русской публичной библиотеки в Белграде составил свыше 130 000 книг…[193]

С приходом на территорию Сербии советских войск и партизан И.Б. Тито русские эмигранты в Югославии исчезают как социальная группа, как источник политических воззрений и как когерентный культурный фактор. Число русских эмигрантов, оставшихся в Сербии после вступления на ее территорию советских войск и партизан И. Броза (Тито), остается неясным. Определение относительного (от довоенной численности) и абсолютного числа оставшихся косвенно может помочь оценить политическую ориентацию эмигрантов в годы Второй мировой войны, а также уровень их поддержки различных сторон в конфликте. Так, например, В.И. Косик, опираясь на имеющуюся у него запись воспоминаний профессора Белградского университета и иподиакона Андрея Витальевича Тарасьева, считает, что «…вместе с немецко-фашистскими войсками покинула страну треть русских эмигрантов»[194]. Стало быть, должны были остаться две трети, т. е. около 14 000 (две трети от 20 000 — приблизительной численности русских в Сербии в 1941 г.) — 18 000 тысяч (две трети от 27 150 — приблизительной численности русских в королевстве Югославии в 1937 г.). Вероятно, это мнение А.Ф. Тарасьева основано на результатах переписи 1948 г.[195], согласно которым, только в Сербии в начале 1948 г. оставалось 13 329 русских эмигрантов. Для того чтобы понять достоверность этих цифр, надо указать, что результаты переписи 1948 г., не были опубликованы в течение 6 лет, т. е. до момента проведения следующей переписи. Результаты переписи обрабатывались в условиях конфликта с СССР, который, среди прочего, оправдано обвинял лидеров КПЮ в преследовании русского национального меньшинства.