Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

С этими данными не совсем совпадает русская церковная статистика, согласно которой, «Русская церковь (на освобожденной до конца 1944 г. территории Югославии, т. е. на всей территории Сербии, где было сконцентрировано абсолютное большинство русских эмигрантов, оставшихся в Югославии после окончания Второй мировой войны. — А.Т.) имела два прихода, два монастыря, 20 священников, 15 монахов, 32 монахини и около 3000 верующих»[196]. Согласно приведенным В.И. Косиком воспоминаниям протоиерея Владимира Алексеевича Мошина (1894–1987), в 1941 г. в Сербии было около 80 священников[197], и если их число настолько сократилось к осени 1944 г. (до 20), то можно предположить и резкое сокращение количества прихожан. Другой исследователь этой темы, Тома Миленкович, исходя из ряда устных и письменных воспоминаний, считает, что «к середине сентября 1944 г. Сербию покинули большинство русских эмигрантов»[198].

Данные, которые в своих воспоминаниях приводят «уехавшие» русские эмигранты (в частности, ветераны РОК), куда более осторожны: «уехать могли все», но уезжали далеко не все, хоть немцы предоставили им такую возможность[199]. Многие оставшиеся вскоре пожалели об этом, оказавшись в руках НКГБ после 1945 г. или УДБ после 1948 г. Показательна судьба проживавшей на квартире у о. Василия Тарасьева семьи генерала Бориса Ниловича Литвинова (1872 — после 1945 — до 09. 1951), исследователя Туркестана, талантливого живописца и иконописца. На предложение офицеров РОК эвакуироваться Литвинов ответил, «что приход красных будет временным, что они никого не тронут, так как прошлое забыто, что вслед за ними придут англичане и король Петр…». Старик был вывезен в СССР Смершем 3-го Украинского фронта и умер в лагерях, а его дочь-гимназистка оказалась в печально известной белградской Главняче[200]. Дожил до амнистии в лагере, а позже умер в нищете в СССР первый русский генерал авиации Вячеслав Матвеевич Ткачев (1885–1965). Погиб в СССР прославленный русский архитектор, успешно работавший в Югославии, Валерий Владимирович Сташевский (? — 1945), построивший два символа русской эмиграции в Сербии — русскую церковь Святой Троицы у храма Св. Марка и Иверскую часовню на Новом кладбище. Скончался в мордовских лагерях полковник Генерального штаба Роман Константинович Дрейлинг (1880–1945). Напомним, что ни один из них к 1941 г. не принимал активного участия в политической жизни. По сути дела, пропорция тех эмигрантов, кто отправился в новое изгнание, и тех, кто остался на Балканах, не так уж и важна. Главное то, что осенью 1944 г. русская эмиграция в Сербии была убита духовно, были закрыты ее культурные и образовательнуе учреждения, а Белград оставила критическая масса активных и деятельных эмигрантов. Оставшиеся лишь тих уходили в тенистую часть Русского участка на Новом кладбище или ассимилировались с местными жителями, опасаясь рассказывать о собственном прошлом даже собственным детям[201]. До сих пор оставшиеся в Сербии одинокие русские старики, травмированные трагическими событиями 1944 и 1948 гг., стараются не привлекать внимание своих сербских соседей к своему русскому происхождению..

При этом не стоит думать, что русская эмиграция вызывала у немцев исключительно положительное отношение. Сразу же после оккупации Югославии немцы активно занялись поиском «подозрительных» лиц, которых они находили и среди эмигрантов. В этих поисках им помогали многочисленные «сексоты» (которых называли «V-man» от «Vertrauensmann» — «доверенные лица»), среди которых также встречались русские эмигранты. В ряды этих «виманов» эмигрантов приводили различные интересы: энтузиасты работали по идеологическим мотивам и слали в гестапо свои доносы убористым почерком на десятках страниц; другие пытались получить какую-то корысть или свести личные счеты; наконец, были и те, кто сотрудничал с полицией еще до 1941 г. и перешел, как наследство, вместе с мебелью и наручниками, в пользование немецких оккупантов[202].