Я поспешил прочь, пока во дворе не появился кто-то из старших. Вступать в разговор со взрослыми не хотелось. По крайне мере пока не обрету вид более подобающий текущей эпохе. Сороковой год! Черт бы меня побрал! Когда, как я сюда провалился?! Казалось, виною всему паровоз, невесть каким образом вынырнувший из прошлого и утащивший меня за собой следом. Проклятие! Быть может, иди я чуть медленнее или, наоборот, немного быстрее и успей пересечь пути до встречи с ним… Я еще не знал, что сюжет этот сделается отныне навязчивой мыслью, идеей фикс и будет являться во снах, снова и снова терзая душу ощущением невозвратной потери.
Вновь охватившее меня чувство тревоги побуждало двигаться быстро, не останавливаясь ни на секунду: бежать, вернуться на исходное место и там, если повезет, перенестись в свое время! А ведь сколько раз примерял я на себя эту роль — открутить назад ленту аппарата истории и подправить слегка в его недрах, чтобы нам, в будущем, жить в могучей и не утратившей былое величие стране. Чтобы гордиться не только Гагариным и Победой. Сейчас эти мечты казались глупыми и неважными, а страх диктовал иное — стать незаметным, отсидеться в каком-нибудь уголке, собираясь с мыслями. Ведь если канал во времени существует, то он никуда не денется, а если ключ ко всему — паровоз, то крайне неразумно ожидать его отсвечивая красной футболкой на манер семафора.
Я метался, не зная что предпринять. Собаки гавкали из подворотен, сопровождая мои бессмысленные перемещения. Несколько раз наступил в лужу, в кроссовках ощутимо захлюпало. В моем времени тут лежал хоть и разбитый, плохонький, но асфальт, а сейчас хляби кое-где перекрывали улицу от края до края. В одном месте увидел вывешенное на просушку белье. Должно быть, его постирали с утра, развесили, в надежде, что солнце и ветерок сделают свое дело, и забыли. Но налетела гроза, и все еще больше вымокло. Повинуясь внезапно пришедшей на ум мысли, я быстренько огляделся, перемахнул невысокий штакетник и вскоре стал обладателем брюк неопределенно-темного цвета и белой рубашки. На задах чьего-то двора в узком простенке между курятником и сараем примерил свои трофеи.
Все оказалось ужасно — штаны коротки, но широки настолько, что спадали. Рукава рубахи едва достигали запястий, и я закатал их до локтя. Брюки пришлось вновь заменить на джинсы. Теперь я хотя бы не привлекал взгляды иностранной надписью на кричащем фоне, но вид мой мог вызвать подозрения у любого мало-мальски наблюдательного человека.
— Эй, ты там! А ну вылазь! — послышался хриплый, опасливо-строгий голос, и из-за дощатого угла заглянул в мое убежище хмурый мужик. В руках он держал длинную, внушающую уважение жердину.
— Так вы, Игорь Сергеич, значит, пришелец из будущего? — Человек напротив слегка улыбнулся. Нас разделяли широкий, обитый коричневым сукном стол и желтый круг света, источаемого расположившейся с краю стола лампой. Красные лучи заходящего солнца силились пробиться в комнату, но гардины были задернуты, и в помещении царил полумрак.
Я промолчал. Все уже было рассказано, и не по одному разу, прежде чем я оказался здесь. Хотя мое путешествие из-за сарая в уютный сумрак маленького кабинета оказалось быстрее и комфортнее, чем я мог ожидать. В районном, а затем городском отделении НКВД на меня смотрели то ли как на выжившего из ума шпиона, то ли как на безумного фокусника. Из карманов выгребли все, но одежду оставили, так что везде я становился объектом повышенного внимания и любопытства.
Я молчал, но собеседник, немолодой, с гладко зачесанными назад волосами, кажется, и не спрашивал вовсе, а подводил итог очередному изложению короткой исповеди. Напоминал он моего шефа, только был одет в защитную гимнастерку, на малиновых петлицах которой поблескивали три вертикальных «шпалы».
— Да… семьдесят лет — срок немалый… — уже серьезно сказал офицер и смолк, не закончив мысли.
— Товарищ… Товарищ капитан! Конечно, вы мне не верите. И я мог бы солгать, хотя и не понимаю, зачем мне это. Но ведь вещи не лгут! У меня изъяли несколько артефактов, в том числе электронные часы и мобильный телефон. Не знаю, передали их вам или нет, но ведь даже то, что осталось, говорит за себя! Я знаю доподлинно, что у вас не умеют печатать на ткани и синтетическую обувь пока что нигде в мире не делают!
Капитан опять улыбался, но смотрел с интересом, и я продолжил:
— Отдайте их на экспертизу, пусть специалисты скажут! А потом, я ведь готов и хочу сотрудничать. Точнее… да, господи, что я несу — не сотрудничать, а работать, работать на благо страны! Я ведь дипломированный инженер, недавно институт закончил, машфак…
Он неожиданно придвинулся к столу, резким движением выложил передо мной карандаш и чистый листок бумаги:
— Пиши!
— Что? — Я оторопел. — Чистосердечное признание?
— Ты высшую математику в институте своем изучал?
— Ну да…
— Тогда пиши: скобка открывается, косинус икс, скобка закрывается, штрих, равно минус синус икс. Записал? Доказывай!
— Что доказывать?
— Вот, что записал, то и доказывай. Неужели не ясно?
Я опешил: