— То-о-варищ капитан… Но ведь это на первом курсе было! Да и не могу я вот так сразу…
— Не можешь? Понятно. Электротехнику ты тоже учил?
— Ну да.
— Первый закон Кирхгофа?
— Сумма токов в каждом узле схемы равна нулю!
— Ну примерно похоже… — хитро прищурился. — А второй?
— Там что-то о сумме ЭДС и падении напряжений… кажется…
— Кажется? — усмехнулся он.
Я ожидал чего угодно — обвинений в шпионаже, пыток, ссылки в ГУЛАГ без следствия и суда, но что офицер НКВД устроит мне экзамен в объеме программы вуза… это выходило за всякие рамки.
— Вы понимаете… Я ведь потом, после института уже, совсем по другому направлению специализировался… Вам, конечно, это ни о чем не скажет, но там, у себя, я программистом работал. Это, знаете… к концу века вычислительные машины станут использоваться повсеместно… А начнется с того, что американцы в сорок шестом году сделают ЭНИАК… Но как же мне вам доказать? Ведь у вас пока и фортран не придумали…
— Опять программист… — с неудовольствием пробурчал капитан. Но я не уловил смысла его странного замечания.
— А может… — Меня осенило: — Товарищ капитан! Я знаю, у вас автоматические линии вот-вот появятся! А в сорок третьем году академик Патон наладит автоматическую сварку танковой брони! Вот, может, я там буду полезен? Булева алгебра, логические элементы — это я очень хорошо знаю! Честно! Или… еще
Я готов был продолжать и вывалить вот прямо здесь и сейчас все-все — про нападение Гитлера, холодную войну, гонку вооружений, застой, избрание Горбачева, путч, восшествие Ельцина, но моего собеседника, похоже, не интересовала история будущего. Он полез в ящик стола, извлек оттуда что-то плоское, на манер портсигара, и толкнул в мою сторону по коричневой суконной поверхности этот блестящий предмет. В первое мгновение я решил, что капитан возвращает мне «Нокию», отобранную при задержании. Машинально поймал то, что считал своим гаджетом. Но это не была «Нокия». Предмет удобно ложился в руку и больше всего напоминал калькулятор. Металлический корпус, большой дисплей, кнопки с цифрами, а в верхней части рельефная черная надпись: «Электроника МТ-13». Наверное, в таком устройстве не было бы ничего удивительного… покажи мне его кто-нибудь через семьдесят лет. Ну, может, лишний повод сказать с досадой и гордостью: «Ведь могли же, когда хотели!» — но здесь, в самом начале сороковых… Я впал в ступор, а капитан, чрезвычайно довольный произведенным эффектом, заговорил, уверенно и четко выстреливая короткие фразы:
— В сорок третьем СССР вступит в войну. В сорок пятом Победа. Европа будет красной, включая Германию. Во Франции социалистическое правительство. Британская империя распадется. Индия возьмет курс на социализм. Наш первый спутник и первый человек в космосе. В шестьдесят пятом высадимся на Луну. К восьмидесятому году СССР — мировой лидер. Но коммунизма мы не построим.
Я хотел сказать, что он ошибается, история пойдет немного иначе, но спросил только:
— Откуда вы это знаете?
Капитан ухмыльнулся:
— Работа такая.
— А дальше… тоже знаете?
— Дальше? Красивой жизни людям захочется. Ведь, если никто не голодает, логично хотеть жить красиво, правда? И к девяностым начнутся реформы, под лозунгом «больше разнообразия», а по сути — ползучий возврат к частной собственности. Возобладает мелкобуржуазная психология, пойдет расслоение общества. К концу века партия утратит руководящую роль. Чуть позже переход к парламентской республике по буржуазному образцу.
— Но Союз? СССР сохранится?
— Сохранится. Только название поменяет.
Ошеломленный, я не знал что сказать, но капитан не собирался ждать, пока я созрею:
— Ну а теперь валяй, излагай свою версию. Обстоятельно и подробно, как на духу.
И я изложил. Он слушал внимательно, не перебивая. Иногда переспрашивал, если я выражался нечетко и он не мог сразу уловить мысль. Несколько раз задавал наводящие вопросы, и я вновь удивился, как много он знает о том, чему только еще суждено произойти. Когда я, наконец, закончил, капитан встал, подошел к окну, раздвинул гардины и открыл форточку. Как будто хотел, чтобы в комнату влилось настоящее и разбавило прозрачным воздухом улицы густую пелену только что отзвучавших слов.
Достал из кармана галифе помятую пачку «Казбека», вытряхнул папиросу, замер, глянул в мою сторону:
— Курить будешь?
— Нет, я не курю. Спасибо.
— А я буду. — И задымил, присев на подоконник.