Приглядевшись к приемам оленных коряков, которые осторожно счищали только что выпавший снег, чтобы добраться до прочных гребней, Мартынов как-то за рекою Таловкой заметил, что они уклонились на восток от своего маршрута. Заметил он это не сразу, а на второй день, когда быстроногие олени успели отмахать много верст. Чэзз торопился, его олени, лучшие из всех, выбранных в большом стаде за Пенжинском, бежали далеко впереди. Мартынов догнал его у обширного стойбища оленных коряков. Чэзз успел забраться в одну из конических юрт, обтянутых оленьими шкурами.
Есаул пошел на розыски. Поднимая меховой полог, он заглядывал внутрь юрт. Сушеный мох, горевший в сосудах с оленьим жиром, скудно освещал дымные меховые пещеры.
Наконец он нашел американца, беседующего о чем-то с тучным коряком, по-видимому мелким князьком.
Мартынов забрался в юрту и грубо оборвал купца:
— Ты куда меня завез?
— К друзьям, — промолвил Чэзз, не замечая сердитого тона есаула.
— Почему в сторону свернул?
— Олени устали, — просто сказал он, — менять надо. — Он показал на князька: — Свежих оленей даст.
— Не дури, купчина, со мной шутки плохи, — сказал Мартынов угрожающе. — Где это видано, чтобы за свежими оленями сто верст крюку давать! Пока на дорогу воротишься, и эти пристанут!
Купец схватил его за рукав.
— Не нужно обижаться, господин Мартынов! Маленькая хитрость. Надоело ходить по пустому следу Бордмана. В Пенжинске мне сказали, что сюда придут чукчи с Большого озера и Анадырской губы. У них много мехов, кож… Хотел поживиться, — закончил он извиняющимся тоном. — Беспокойная наша жизнь, господин Мартынов!
Мартынов заставил его собраться немедленно, не открывая торгов. Коряки по приказу князька выбрали из огромного стада ездовых оленей, и Мартынов тронулся дальше, настороженный, враждебно настроенный к своему попутчику.
Купец пробовал восстановить хорошие отношения.
Однажды в стойбище кочующих коряков он показал Мартынову поразительное зрелище: в большой юрте находились четыре коряка, словно отрешенные от мира, безразличные даже к приходу незнакомых людей. Бледные, с мертвыми, стеклянными глазами, они механически жевали какую-то жвачку. Чэзз показал на маленькие берестяные коробочки, наполненные бурыми кусочками.
— Сушеный мухомор, — объяснил Чэзз.
Подойдя к одному из коряков, он больно ущипнул его за щеку. Несчастный не шевельнулся и не ответил на странное приветствие. Чэзз дернул его за прямые, жесткие волосы.
— Хуже скотины…
Есаул оттолкнул Чэзза.
— Не трогай. Не собаки, люди. Больные… Разве не видишь!
Чэзз добродушно заквакал:
— Пьяные…
Мартынов ударил ногой по коробочкам. Кусочки мухомора рассыпались по старой оленьей шкуре. Выходя из юрты, Мартынов заметил, что американец собирал их и прятал в свой карман.
В другой раз Чэзз остановился на вершине горного перевала, южнее реки Лесной, поджидая есаула.
— Смотрите! — закричал он Мартынову и показал рукой вокруг себя, тяжело поворачивая туловище.
Справа и слева лежало мертвое пространство, темневшее к горизонту, будто уходившее в тяжелый, свинцовый туман. Впереди виднелись снежные пики, покрытые голубыми и сиреневыми тенями.
— Теперь это зрелище не стоит и десяти центов, — проворчал Чэзз, глядя на равнодушное лицо Мартынова. — Побывали бы вы здесь летом! — он прищелкнул языком. — Справа — Охотское море, залив Шелихова, слева — Тихий океан. Настоящие ворота в Камчатку. А впереди — вулканы. На них и летом снег. А там далеко, далеко, — он помахал рукой, — Американские Штаты…
Он закатил глаза и прижал руку к сердцу.
— Тянет на родину? — спросил Мартынов. — Ну и ехали бы себе домой…
Американец отдернул руку, словно испугался толчков своего сердца.
— Как можно! — возразил он. — О нет!
— Денег мало собрали?
— Нужно помочь русским. — Купец тяжело вздохнул. — Русская земля бедная земля…
— Бедная? — Мартынов рассмеялся. — Видели бы мы тебя здесь, кабы земля бедная была! Как же! Любовался бы ты здешними видами!
Чэзз посмотрел на Мартынова долгим взглядом, будто впервые увидел его, и проговорил серьезно:
— Ты умный человек. Скажи мне: почему русские начальники людей не жалеют? Почему тебя послали на смерть в такую дорогу? Ты офицер, не мужик…
— Мужик, — прервал его есаул, — сибирский мужик. Меня не разжалобишь и смертью не напугаешь. Семерых со свету сживу, прежде чем ноги протяну. Поехали!
Мартынов внимательно наблюдал за Чэззом. Глуповатый купец не внушал ему опасений, да и не с чего было Чэззу покушаться на есаула: больших денег у него с собой нет; а Георгиевские кресты и ордена с бантами вряд ли интересуют американца. Но Чэзз хитер. У него свои планы, свои коммерческие интересы. Их он ставит выше, чем все прочие земные дела, и если не присмотреть за ним, он, пожалуй, снова уклонится в сторону.
В Тигиле, куда они прибыли к вечеру, подозрения Мартынова окончательно улеглись. Приказчик Бордмана приехал сюда два дня назад, но он ничего не знал о Мартынове. Для местного исправника курьер из Иркутска был полной неожиданностью. Значит, приказчик уехал из Гижигинска до приезда Мартынова.