Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая

Еще при жизни Екатерины Анна Крамер была взята гоффрейлиной и гофмейстериной ко Двору старшей сестры Петра Алексеевича, великой княжны Наталии (1714–1728). “Поживи она дольше, могла бы стать ангелом-хранителем России”, – говорили об этой добродетельной отроковице, вызывавшей общее удивление ранним развитием чувств, сердца и ума, а также не по возрасту разумными суждениям. Но в ее придворном штате, подобранном Екатериной, подвизались персоны не самой высокой нравственности. То были пройдошливые немки Юстина Грюнвальд и Иоганна Петрова, а также престарелая моралистка-француженка Каро (та, по слухам, прошла через гамбургский дом терпимости), выполнявшая роль воспитательницы (!) Как отмечает писатель Евгений Карнович, великая княгиня сих дам не жаловала, а особенно, Каро, поскольку примечала ее корыстолюбие и наушничество. Рано осиротевшая, она была так одинока в этом бездушном ледяном окружении. И только красивая и рассудительная Крамер стала для нее светом в окошке, сделалась главной наперсницей. И та платила ей поистине материнской любовью. Наталья видела, как светилась Анна, душа родная, когда 20 ноября 1726 года на нее, великую княжну, надели белую ленту ордена св. Екатерины!

Когда же воцарился Петр II, разве не Крамер помогала ей советами, как наставить на путь истинный подверженного дурным влияниям разгульного брата? Разделяла любимая фрейлина и страсть Натальи к драгоценностям, которые за баснословные суммы доставлял во дворец гоф-комиссар Леви Липман. Под водительством любимой фрейлины она примеряла их перед зеркалом, смотрела гордо, охорашивалась в томном ожидании жениха – царевича или, по крайней мере, принца крови. А та настоятельно советовала ей искать самую блестящую партию. И когда предерзкий Меншиков вознамерился женить на ней сынка своего худородного, Александра, разве не Крамер забила во все колокола? И разве не она указала, что этот низкий человек прикарманил себе те 9 тысяч червонцев, которые брат ей жаловал? Говорят, что Анна находилась при великой княжне неотлучно. И в ту последнюю ночь, 22 ноября 1728 года, когда Наталья уходила из жизни, только гоф-фрейлина находилась у ее ложа. “Помолившись, хотела лечь спать, – рассказывала Анна, – но напали судороги, что она скончалась не более как в две минуты”. Торжественные похороны венценосной отроковицы состоялись в Вознесенском соборе Вознесенского девичья монастыря Московского Кремля. На ее могильной плите были вырезаны такие слова: “Не умре девица, но спит (Матфея, гл. 9). Свет очию моею, и той есть со мною, погребена на сем месте”.

А через некоторое время при осмотре фамильных драгоценностей Натальи Алексеевны была обнаружена огромная недостача. И вдруг бриллиантовый перстень, принадлежавший покойной, нашелся на пальце слуги и флейтиста обер-камергера Двора Ивана Долгорукова Иоганна Эйхлера, с которым Каро водила дружбу. А дальше с вороватой француженкой случилось ровно то, о чем скажет потом Александр Герцен – “попала в тюрьму за кражу бриллиантов”. Понятно, что тень подозрения пала и на нашу героиню как непосредственную придворную начальницу Каро. И хотя никто не обвинял ее прямо, Анна рассудила за благо навсегда оставить русский Двор и удалиться в подаренное Петром I живописное имение Йола.

Там она взялась за доставшееся ей хлопотливое хозяйство и вела его энергично и рачительно. На паях с оборотистыми братьями торговала рыбой, хлебом, древесиной. В 1736 году Крамер обратилась с прошением к императрице Анне Иоанновне разрешить ей рубить лес по рекам Нарове и Плюсе и их притокам. И монархиня согласилась на такую исключительную привилегию (по-видимому, сему поспособствовал прежний амант Крамер Рейнгольд Левенвольде, который стал теперь обер-гофмаршалом Двора), оговорив, однако, что рубить надлежит не более 27 тысяч деревьев в год, и лес должно отправлять за кордон только в распиленном виде.

Шли годы. На российский трон взошла Елизавета, у коей с Анной всегда были самые теплые отношения. Ей нравилось то, что новая императрица свято чтит память великого отца, и все называют ее не иначе, как дщерь Петрова. Елизавета Петровна настойчиво звала ее ко Двору, но та не пошла, сославшись на преклонные лета. На самом деле она вполне свыклась со своей новой ролью предпринимательницы и предпочла донашивать эту жизнь вдали от светской молвы.

Есть сведения, что когда импертарица Екатерина II проезжала в 1764 году через Нарву, Крамер “была принята ею в частной аудиенции, продолжительность которой была всеми замечена”. О чем беседовали эти две замечательные российские женщины? О судьбах империи? О превратности придворного счастья? Или об исполине Петре, к величию и славе которого ревновали они обе?

Вечновлюбленный. Виллим Монс