Модники, вертопрахи, дамские угодники, искусившиеся в галантности и политесе, явились в нашей литературе в ту годину, когда Петр Великий “поворачивал старую Русь к Западу, да так круто, что Россия доселе остается немного кривошейкою” (Д. Мордовцев. “Идеалисты и реалисты”, 1878). Вот, к примеру, герой “Гистории о храбром российском кавалере Александре” (первая четверть XVIII века) направляется в Европу вовсе не для чести и славы, а, как говорит он в минуту прозрения, “ради негодной любви женской”. Кавалер сей предаётся бесконечным амурам, отчаянно музицирует (играет на “флейт-реверсе”), пишет куртуазные письма, сочиняет любовные вирши с неизменными Венерами и Купидонами, поёт сладкоголосые арии. Всё это – характерные приметы поведения щёголя, занявшего тогда не последнее место при российском Дворе.
Таковым был Виллим Иванович Монс (1688–1724) – о, теснота истории! – младший брат небезызвестной Анны Монс, бывшей метрессе авторитарного Петра I, посмевшей отвергнуть монаршую любовь и сочетаться браком с престарелым прусским посланником Георгом Иоганном Кайзерлингом. Но своё щегольство Монс проявит позднее, уже на пике впечатляющей карьеры. До этого же времени у него, сына скромного виноторговца из Немецкой слободы, был один-единственный костюм.
Напоминание о родстве с “неверной Монсихой” могло лишь навредить нашему герою, потому государеву службу ему пришлось начать, как это водилось, с самых низов. Фортуне Виллима немало споспешествовал генерал Родион Христианович Боур. Это он обратил внимание Петра на статного, красивого немца, так что юность Монса протекала под непосредственным наблюдением самодержца и в беспрестанных военных походах. Он сражался, как лев – и в бою под Лесным, и в Полтавской баталии, где исправлял должность генерал-адъютанта. А когда шведы были отброшены к Переволочне, Виллим Иванович, выказав способности заправского парламентера, вел с неприятелем переговоры.
Монарх возлагал на него самые ответственные поручения – так, юноша руководил дерзкой операцией по освобождению из плена командира казаков князя Митрофана Лобанова и провел ее блистательно. Он бросался в самое пекло битвы, был отважным воином, обладал характером пылким и неустрашимым. Это нимало не соответствует образу придворного паразита и пустельги, каким он выведен в современном российском телесериале Владимира Бортко “Завещание Петра Великого” (2011). Осенью 1711 года император, оценив его “добрые поступки”, удостоил храбреца чином лейб-гвардии лейтенанта.
Назначение Монса камер-юнкером в 1716 году, а затем и камергером при Дворе Екатерины Алексеевны также было учинено по монаршему повелению. Вот как аттестует его Петр: “Во всех ему поверенных делах с такою верностью, радением и прилежанием поступал, что мы тем всемилостивейше довольны были, и ныне для вящего засвидетельствания того, мы с особливой нашей императорской милости онаго Виллима Монса в камергеры всемилостивейше пожаловали и определили… И мы надеемся, что он в сем от нас… пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то бодрому и верному человеку надлежит”.
Новоиспеченному камергеру вменялось в обязанность сопровождать государыню на ассамблеи, маскарады и куртаги, устраивать праздники и гуляния, столь ею любимые, вести корреспонденцию с поставщиками товаров для Двора, заведовать драгоценностями и денежной казной, руководить Вотчинной канцелярией. Но особенно хлебным и прибыльным делом оказался надзор за неотвязными прошениями на высочайшее имя, которым он, Монс, и только он, давал ход.
Шаг за шагом молодой царедворец приобретал все большее влияние на Екатерину, а та, ему послушная, действовала и на Петра. Кредит камергера рос и возрос до столпов геркулесовых – и вот уже сильным и незаменимым стал при Дворе этот “бодрый человек”, ибо все знали: уж коли Виллим Иванович постарается, все будет исполнено “в аккурат точно” и без проволочки. “Вокруг Монса, – пишет Михаил Семевский, – группируется огромная партия, которая из эгоистических целей оберегает его, как зеницу ока”. С нижайшими просьбами (и уж, конечно, с дарами и знатными подношениями) к “верному” Монсу прибегают и челом бьют многие, в том числе и “птенцы гнезда Петрова”, люди именитые и чиновные. Перед ним заискивают и светлейший князь Александр Меншиков, и наш резидент в Берлине Михаил Головкин, князья Алексей Черкасский, Андрей Вяземский, Никита Трубецкой, Михаил Белосельский; Петр Толстой, Василий Шереметев, Артемий Волынский (который, между прочим, слал Монсу в подарок два “перука” и около дюжины чулок), и даже сама вдовствующая царица Прасковья Фёдоровна. Ласкателям безродного немца несть числа.