Русский Гамлет. Трагическая история Павла I

Когда родился Павел, императрица Елизавета тотчас забрала малыша к себе и чуть не угробила его своими заботами. Обо мне вдруг все забыли. Я корчилась без помощи в лихорадке и болях, муж равнодушно пил в соседней комнате, а отрада моя — Сергей Салтыков — был отправлен к шведам сообщить им о рождении Павла, а оттуда — послом в Гамбург, от меня подальше.

Сына показали на миг. Второй раз дали глянуть на него через полгода. Они вытравили во мне материнскую любовь, а потом упрекали, что я невнимательна к Павлу. Они исполняли любой каприз ребенка, били ему поклоны и закармливали лакомствами, а ко мне нарочно поворачивались спиною и забывали подать ужин.

Я дрожала всякий раз, когда муженек умолял государыню разрешить ему вернуться в Голштинское герцогство. Куда тогда деваться мне, до которой ему не было никакого дела? Но тетка не отпускала его на родину, хоть с каждым годом все меньше верила, что племянничку по силам будет носить российскую корону. И перед смертью вдруг задумала сделать наследником Павла. Но не решилась. Или не успела?.. Но я-то успею передать престол Александру! Хватит ждать, как только полегчает и язык зашевелится, тут же объявлю внука наследником. А Павел пусть убирается с глаз долой куда-нибудь за границу…

Но продолжим по порядку. Сына отняли, муж променял меня на вино, вельможи презирали. От скуки я прочла бездну книг, от вечного страха привыкла улыбаться и льстить, от одиночества возмечтала стать императрицей. Я вечно была настороже и, чтобы понравиться народу, днем училась по-русски молиться, а по ночам долбила мудреные русские вокабулы.

Я видела, что русский народ беспокоен и неблагодарен, невоспитан и полон доносчиков. Никто в стране не знал доходов и расходов казны. Тюрьмы были переполнены, Сенат бездельничал, пытки, лихоимство и взятки ожесточили и развратили людей. На троне царствовало невежество, соседи по клочкам рвали Россию, солдаты не получали жалованья, крестьяне бунтовали. Работы предстояло непочатый край. Но вместо того, чтобы спрашивать у жены советов, муж, став на престол, задумал постричь меня в монастырь.

И тогда я решилась заменить его, чтобы хоть немного воспитать и просветить эту темную нацию, заставить ее соблюдать законы. Беззащитной бабой я вошла в полковые казармы, а вышла оттуда — русской императрицей.

Тяжело было, ох как тяжело было на первых порах царствовать. Но я добилась своего — страна стала грозной, полиция честной, а жизнь изобильной и веселой. Нынче последний нищий живет в России в довольстве и славит меня. А я все равно боюсь этого народа, мне иногда кажется, что они сговорились и лишь притворяются, что любят меня. Вот и сейчас о чем-то шепчутся.

Императрица попыталась напрячь слух — говорили что-то про кровь. Чья кровь? Надо лечить меня, а не переговариваться…

— Еще раз пустить кровь, и опустить тело в теплую ванну, — предложил доктор Рожерсон.

— Надо ли мучить? Все равно… — Орлов осекся, встретясь взглядом с императрицей.

— Не дам! — затрясся в истерике Зубов, кинувшись в ноги императрице и обняв их. — Не смейте подходить! Не смейте касаться ее!

— Но кровь все же пустить надо! — не сдавался Рожерсон.

Захар Зотов приказал гвардейцам поднять и отвести в сторонку Зубова. Любимый камердинер Екатерины уже свыкся с мыслью, что государыня умрет. Но ее благо и сейчас оставалось главным делом его жизни, и, значит, следовало исполнять приказы Рожерсона, а не Зубова.

Когда уже в третий раз в течение трагического дня императрице отворили кровь, вновь наступило облегчение. Екатерине даже показалось, что язык начинает слушаться ее, она попыталась пошутить: мол, рановато хороните, я еще поцарствую, — но из горла вышло лишь слабое мычание. Страх смерти подступал все ближе и ближе.

«Я не могу умереть, — испугалась Екатерина. — Помню, когда вернулись из Крыма, пошла в баню, скользнула по ступенькам и растянулась, с размаху ударившись левым виском так, что казалось, черепные кости полопались. Нет же, все обошлось. Значит, и нынче выживу. Надо только заставить работать язык. И пусть впредь вокруг меня всегда будет людно — одна я боюсь…

Где же Платоша? Салтыков? Барятинский? Когда земли раздаю, они всегда рядом. Я дам, я еще много дам, только не отходите от меня, пожмите мне руку, скажите, что я начала поправляться, и доктора скоро разрешат вставать с постели. Где же вы? Неблагодарные, отчего вас нет рядом?..»

— Ой, Господи помилуй, вы только гляньте-ка на страдалицу нашу, — запричитала Перекусихина.

Вельможи столпились вокруг матраса.

— Плачет, — удивленно прошептал кто-то.

— Матушка, очнись, — застонал Зубов, и уже в который раз за день рухнул на колени. — По-ги-ба-ем без тебя!

Он начал истово креститься, раскачиваясь из стороны в сторону и мотая головой с обезумевшими глазами.

Орлов презрительно глянул на выкрутасы дуралеюшки, и рука невольно потянулась схватить его и тряхануть, чтоб дух вон. Самойлов уловил движение Орлова и проворно шагнул в просвет между врагами.