Ах, мальчик мой, Сашенька, ты часто повторял, что хочешь тишины и покоя, а в глазах сверкало желание властвовать. Ты уверял, что терпеть не можешь придворных низостей, а сам сиял от счастья, когда вельможи льстили тебе. Ты писал друзьям, что не рожден для высшего сана, а сам бредил мечтой примерить корону. Скоро, мой друг, она будет твоя. Не беспокойся, твоему отцу ее примерять не придется — я позабочусь об этом…
Мое намерение есть возвести Константина на престол греческой восточной империи.
Ты, Константин, конечно, больше солдат, чем царь. Резвее, предприимчивее старшего брата. Но дерзок и вспыльчив. Чем-то очень похож на отца, недаром же ты веселил меня до слез, когда передразнивал его походку и голос. Перед тобой я виновата, не успела начать новую войну против турок. Тебе придется самому гнать их из Европы и восстанавливать древнюю греческую империю…
Повелеваю объявить войну Швеции и учинить ей полный разгром, а шведского короля заточить в крепость.
Густав — милый и спокойный юноша. Как я радовалась, что состряпала такого жениха Александре. И зачем я, дура, упорствовала, чтобы она осталась в православии. Захотелось мне, дуре, польстить русским попам. Уже два месяца минуло, а будто вчера одела Александру невестой, собрала весь двор и ждала Густава в тронной зале. А король отказался подписать брачный контракт. Совсем ребенок, а посмел надерзить. Ему, видите ли, родина дороже невесты. Не понимает, что, если я захочу, от его родины одно мокрое место останется. Мальчишка! Надо было его не отпускать назад в Швецию, а заточить в крепость. Когда пришел Платоша и сказал, что Густав не явится, у меня в голове что-то оборвалось, язык отяжелел. Да, это он, мальчишка, виноват, что я умираю. Кровь тогда точно так же ухнула в голову. При всех надсмеялся надо мной, паршивец…
Господи, я очень устала. Неужто это и есть смерть? Я всегда ее боялась, а теперь все равно. Когда же я умерла? Еще совсем недавно Платоша на прогулке бросался в меня сеном, а молодые пажи, резвясь, повалили на копну моих старух — Протасову и Ливен. Я смеялась, как девчонка. Я и была девчонкой. Отец кормил меня с ложечки, мать учила танцевать. Мы с Гришей ели арбуз и, не вставая с постели, плевались семечками друг в друга. Потом семечки налипли мне на тело — и Гриша, хохоча, слизывал их и глотал. Это же было совсем недавно, а Гриши уже нет».
Граф Орлов давно приметил, что глаза Екатерины закрыты, дыхание ослабело вконец, и если государыня и жива, то все одно беседует уже с Богом. Граф поднял голову и оглядел вельмож.
— За наследником послали?
Каждому хотелось спросить: «За каким?» Но духу не хватало. Оставалось молчать и ждать. Орлов не понял тишины и повторил вопрос:
— За наследником в Гатчину отбыл кто-нибудь?
Платон Зубов вдруг вскочил и, поводя безумно-радостными глазами, захлебываясь в спешке, затараторил:
— Я сейчас пошлю. Мой брат поедет — он быстрее всех доберется. Я обещаю, что его величество Павел Первый к вечеру будет среди нас.
— Его высочество Павел Петрович, — поправил Орлов, поморщившись от подлости фаворита, и вновь склонился над умирающей государыней.
Платон сам помчался разыскивать по дворцу брата. Ненадолго отлучались и другие вельможи, чтобы послать своих гонцов к будущему императору. Граф Безбородко перепрятал из стола императрицы себе на грудь завещание, в котором наследником престола был объявлен Александр Павлович. Теперь Безбородко знал, как поступить: передать бумаги наедине, из рук в руки Павлу Петровичу.
Послали за духовником Екатерины отцом Саввою.
Даже отбытие многочисленных гонцов к Павлу Петровичу не убедило окончательно придворных, что Екатерина умрет. Уж слишком привыкли к ней за долгие годы. Но вечером, незадолго до приезда Павла Петровича, по залам дворца прошли великие князья Александр и Константин в гатчинских мундирах, запрещенных императрицей во дворце, и последние иллюзии на выздоровление императрицы рассеялись. Придворные приободрились, поджидая нового императора, и громче стали говорить о том, что…
— По причине пены изо рта отец Савва не приобщил государыню к святым тайнам, ограничившись чтением отходных молитв.
— Не далее как вчера блестящая звезда отделилась от небесного свода и упала в Неву.
— Всего два дня назад императрица смеялась с Львом Нарышкиным над смертью сардинского короля.
— Три месяца назад в Шлиссельбургскую крепость заточили монаха, предсказавшего кончину государыни до ее тезоименитства, должного праздноваться двадцать четвертого ноября.
— К концу своего царствования Екатерина всецело занялась платонической любовью, а тем временем силы страны истощились до предела, катастрофически увеличились внешние задолженности, упала цена бумажных денег.