Русский голем

Стефан Цвейг на основе личного опыта и художественного исследования судеб Гете, Клейста, Ницше, Фрейда пишет о том же самом, подавляющем волю, действии демона: «…он вселяется в людей, не способных своевременно усмирить его, возбуждает в демонических натурах грозное беспокойство, непреодолимой силой вырывает кормило воли из их рук: безвольно скитаются они по бурному морю, гонимые демоном к подводным скалам своей судьбы».

Итак, мозг и воля видимого «автора» подавлены сознанием и волей соавтора незримого. Так начинается «информационный процесс», который Юнг называл диалогом сознания и подсознания. В чем он заключается? С одной стороны, талант человека порождает нечто оригинальное. А с другой — это тут же окрашивается диавольскими интонациями и акцентами. Бездарный сам по себе, бес служит для автора «базой данных». В ней может оказаться все зловредное, произведенное когда-либо грешным человеческим умом. Вот откуда рождаются «идеи, которые никогда не приходили в голову». Недаром православная традиция предостерегает от разговоров с «бесом», хотя бы он и начинал говорить справедливые вещи.

Очень точное русское слово — «помешанный». Это человек, в голове которого сумбур. А почему он возникает? Потому, что собственные мысли несчастного мешаются с теми, что бубнят ему подселившиеся бесы.

Агенты влияния ада

Христианский взгляд вправе увидеть в опыте создания «Юного Вертера» «диктовки» диавола. Не из того ли источника была внушена Гете и ненависть к Кресту? «В одном из своих стихотворений он писал, что больше всего ему ненавистны клопы, запах чеснока и крест».

«Для Гете наиболее близким философом был Гегель, их связывало взаимное уважение, почти дружба. Однако Гете выразил свое неудовольствие тем, что Гегель был награжден гербом, изображающим сову (аллегория мудрости) и крест. Гете настаивал, чтобы знак креста был уничтожен, как не соответствующий идее мудрости… Гете заслужил похвалу от Энгельса не за свои труды по естествознанию или художественные произведения, а за то, что слово «Бог» было для него непереносимо и вызывало нечто вроде психической аллергии… Свое отношение к христианству Гете выразил в поэме «Коринфский гость»; там он писал, что христианство уничтожило любовь и дружбу между людьми, что смерть Христа была началом потока крови. Язычество вызывало у него восторг, как истинная красота и человечность. Поэма «Коринфский гость» заканчивалась призывом — «к нашим древним полетим богам». [68]. Откуда такие идеи? Поскольку Гете был активным членом иллюминатской ложи, можно предположить: «личного демона» в ходе инициатических масонских ритуалов получил и он. (И). «Древние боги» и нашептали.

К людям, имеющим творческую фантазию, у бесов — особое внимание. (12). Демоны заинтересованы, чтобы их «агент влияния» стал как можно более знаменит и влиятелен[31]. Его превращают в идола. И мало кто понимает, что эти люди-кумиры, подобно идолам язычества, говорят чужими голосами.

Довольно долго Гете был, по сути, главой правительства при герцоге Карле Августе[32]. Но его писательское влияние распространилось куда дальше Веймара.

Нашим современникам, читавшим «Страдания юного Вертера», трудно поверить, что в свое время этот роман, заканчивающийся самоубийством героя, получил невероятную славу. По сути, он стал «вершиной немецкого сентиментализма — направления в духовном плане отнюдь не безобидного. Полностью погружающему в душевность. Атам, где нет духа, человека ведет эмоциональность. Нарастают химеры беспочвенных фантазий, возникает эгоизм, презрение к тем, кто кажется недостаточно утонченным и чувствительным[33]. О, сколько людей, сидя над сентиментальными книжицами, промокая глаза батистовым платочком, одновременно впадали в полный сатанизм! Такими были многие из извергов «великой французской революции».

Подпись и личная печать Гете под масонским обязательством не разглашать тайну ложи. Веймар. 1783 г.

И хотя Карамзин написал, что «Злощастный Вертер не закон», роман породил целую серию русских подражаний и в литературе, и в жизни. «Наиболее ярко вертеризм был претворен в творчестве и личной жизни М.Сушкова. Герой его повести «Российский Вертер», безмерно увлеченный романом Гете молодой человек «пылкого сложения, чувствительного сердца», добровольно уходит из жизни. Причем сам автор книги, повторяя судьбу литературных героев, совершил самоубийство»[34].