Русский язык на грани нервного срыва

У Черномырдина есть много фраз, основанных вроде бы на парадоксах, которые в действительности выражают интересную и глубокую мысль. Вот еще одно известное высказывание, на этот раз про кризис: “Сроду в России такого не было, и вот опять”. Парадокс заложен в слове опять, которое имеет значение повтора, что противоречит утверждению “никогда не было” в первой части. Однако вместо бессмыслицы возникает ощущение глубокой мысли. Все так думали, но не говорили, и политик проговаривает потаенное, или просто проговаривается, что очень похоже на явление двоемыслия, введенного Оруэллом, как совмещение несовмещаемого.

Кроме Черномырдина создателем особого жанра высказываний, получившего собственное название, стал и Владимир Владимирович Путин. Но его “путинизмы” являются не афоризмами, а скорее иллюстрацией одного и того же стилистического приема – снижения. На фоне абсолютно грамотной, правильной речи, а это особенность политиков новых поколений, вдруг возникают вставки типа “мочить в сортире” – иногда сленг или просторечные выражения, иногда прямая грубость. Фон и сниженные фрагменты взаимодействуют, возникает сильный стилистический эффект. Этим привлекается внимание слушателей, они ждут этого приема и хорошо запоминают отдельные фразы. К одному из таких случаев я и обращусь.

15 декабря 2011 года после первых протестных митингов (10 декабря прошел митинг на Болотной площади в Москве) в Гостином Дворе премьер-министр Владимир Путин провел прямую линию со страной, где, в частности, сказал о новом символе протестного движения, белых ленточках, следующее:

Если говорить откровенно, я, когда увидел на экране нечто такое у некоторых на груди, честно вам скажу, неприлично, но, тем не менее, я решил, что это пропаганда борьбы со СПИДом, что это такие, пардон, контрацептивы повесили. Думаю, зачем развернули только, непонятно. Но потом присмотрелся – вроде нет.

Кроме того, была произнесена запомнившаяся надолго фраза: Идите ко мне, бандерлоги. Ее более широкий контекст таков. Путин сказал:

Есть, конечно, люди, которые имеют паспорт гражданина РФ, но действуют в интересах иностранного государства и на иностранные деньги. С ними тоже будем стараться наладить контакт. Часто это бесполезно и невозможно. Что можно сказать в этом случае? Можно сказать: “Идите ко мне, бандерлоги”.

И добавил:

С детства люблю Киплинга.

Понятно, к кому обращены, хоть и не прямо, эти слова. Прежде всего к тем, кто вышел на декабрьские митинги, хотя, конечно, не только к ним (но и ко всему народу с тем, чтобы обозначить собственное отношение к митингам). Проблема в том, что ни будучи премьер-министром, ни потом, будучи уже президентом, Путин не вступил в прямой диалог с этими людьми. Да эти фразы и не инициируют прямой диалог. Для потенциального адресата они унизительны, и поэтому диалог скорее исключают, чем подразумевают.

Чем унизительно сравнение символа с контрацептивами, объяснять не надо, все и так понятно. Это прием снижения в чистом виде. Интересно, что этот же прием использовался для унижения другого символа – Георгиевской ленты, которую сравнили на основании расцветки с колорадским жуком. Отсюда сначала – колорадская лента, а потом и колорады как люди, использующие этот символ. Ситуации и стороны меняются, а приемы, естественно, повторяются.

А вот про механизм унижения с помощью бандерлогов стоит сказать чуть подробнее. Названия животных – постоянный источник метафорических названий человека. В последнее время появилось несколько новых “звериных” переносов, подразумевающих неразличимость и безгласность, а порой и бессмысленность человеческой массы. Мы уже привыкли к офисному планктону. 2010 год порадовал нас хорьками – словом, которое породил на митинге так называемый “жемчужный прапорщик”. Хорьки, впрочем, как мы знаем, взбунтовались. То же самое произошло и с сетевыми хомячками. В известной интернет-энциклопедии “Луркоморье” статья о них начинается так: “Хомячки (изначально лемминги, в честь одноименных грызунов, имеющих обыкновение перемещаться толпой и дружно падать с обрывов) – доверчивая и легко манипулируемая часть населения”. Там же они характеризуются такими фразами: “Куда катится мир?”, “Как страшно стало жить!”. Но многое меняется, когда Алексей Навальный признается: “Я – ‘сетевой хомячок’” и грозит перегрызть глотку врагам. В 2012 году цепочка “звериных” метафор пополняется еще одной. Юлия Латынина сравнивает митингующих с анчоусами, однако на этот раз речь идет о митингах в поддержку Путина:

Должна сказать, что когда я ехала мимо Поклонной, то гигантские вереницы иногородних автобусов, в которых людей свозили на путинг, как раз напомнили мне бочки с анчоусами, заготовленные директорами госпредприятий в подмосковных городах, в которых собственных митингов именно поэтому не было.