Русский язык при Советах

Иногда фраза усложняется введением якобы усиливающих, а, по сути, только отяжеляющих ее слов: по линии, в целях, в отношении вместо простого употребления по, в, относительно или даже о [79], а также «в деле борьбы», «в вопросе защиты», «в моменте реорганизации» и т. п.

К конструкциям с «расщепленными» глаголами, предлогами и существительными непосредственно примыкают и широко распространенные плеоназмы:

целиком и полностью,

в общем и целом,

на сегодняшний день и т. д.

Конечно, тенденция к отяжеленной речи является не всеобщей, она вводится в язык, особенно через доклады, многочисленными советскими и партийными бюрократами, использующими эту речь обычно для затемнения содержания:

«В некоторых учреждениях повелось считать, что существуют как бы два языка – обычный, разговорный, и особый, канцелярский, которым только и можно излагать решения и постановления. Сказать «комбинат выпускает никуда негодную обувь» можно. Но иэбави Бог так написать в решении. Под рукой канцелярского деятеля эта простая и ясная мысль превращается в нечто подобное следующему: «с точки зрения носки обувь не соответствует установленным кондициям и регламентированному стандарту, преподанному ОТК». (В. Сафонов, Кукла Ирочка, Известия, 10 окт. 1945).

Наряду с отяжеленными синтагмами (в том числе и плеоназмами) в русском языке советского периода появился ряд необычно осмысляемых слов. Здесь можно встретить и неоправданную возвратность глагола, и смысловые сдвиги, и переходность деепричастия в предлог (см. выше).

Г. Винокур, осмелившийся в своей, запрещенной вскоре по выходе второго издания, книге «Культура языка» утверждать, что революционная лозунговость сыграла свою роль в начале революции, теперь же, когда «форма слов перестает ощущаться как такая, не бьет по восприятию, то перестает ощущаться и смысл», также отметил и специфичность широкоупотребляемого советского слова «извиняюсь»: «Неприятно это слово оказывается потому, что свидетельствует о невежливости говорящего».

В свою очередь Р. Шор в статье «О порче языка» (Новый Мир, № 5, 1928) как бы расшифровывает эту невежливость:

«Если вам в трамвае говорят «извиняюсь», то это значит только, что, толкнув вас однажды, вас толкнут дважды и трижды… Слово произнесено, но смысл в него не вложен. Как же не протестовать против него?»

И действительно, если присмотреться к этому слову, то увидим, что его возвратная форма, оттолкнувшись от просительной «извините», стала обозначать парадоксальное положение, когда виновный сам себя извиняет, делая это походя, фактически не нуждаясь в извинении «пострадавшего».

К. Федин в уже упоминавшемся «Фельетоне о языке и критике» останавливается на столь частой теперь замене глагола «мочь» глаголом «суметь»:

«…Улица говорит: «сумеешь ли ты прийти ко мне?» Газета пишет: «Пароход не сумел пробиться сквозь льды». Это вовсе не значит, что на пароходе сидел неумелый капитан или была низкопробная команда. Газета хочет сказать, что у парохода не было возможности пробиться сквозь льды, что он не мог этого сделать, точно так же, как уличный вопрос означает: «можешь ли ты прийти ко мне?» и ничего общего с «уменьем прийти» в нем нет».

Он же пересказывает и забавный разговор писательницы Ольги Форш с курортным врачом, осведомлявшимся, сумеет ли его пациентка принять нужное количество ванн, на что писательница недоуменно отвечала: «Думаю, что сумею. Разве это так трудно? Вероятно же не сложнее, чем в Москве…» (подчеркнуто К. Фединым – Ф.).

Действительно, вышеуказанная замена довольно прочно утвердилась в языке. И у А. Кожевникова в его книге «Брат океана» (Сов. Писатель, 1946, стр. 123) читаем:

Когда приехала Мариша, он уже не сумел взять племянницу на руки, говорить еще мог…

Подобную же интерпретацию глагола «суметь» находим и в следующей фразе:

Я должен был к нему заехать, но не сумел. (Л. Ленч, Дружок, Крокодил, № 21, 1948).

Кроме появления бесчисленного множества неологизмов, как суто-лексического, так и морфологического порядка (новые суффиксальные и префиксальные агглютинации), в русском языке советского периода можно наблюдать и просто словесные сдвиги, о чем убедительно высказывается С. Ожегов («Основные черты развития русского языка в советскую эпоху», стр. 36):

«Почти незаметным для наблюдателя путем происходит постепенное вытеснение по тем или иным обстоятельствам устаревающих слов и выражений новыми или наличными в языке дублетами (ср., например, «читка» вместо «чтение», «учеба» вместо «учение», «пошив» вместо «шитье», «зачитать» вместо «прочитать», «снять с работы» вместо «уволить», «учтите» [80]вместо «примите во внимание». Это движение слов по их употребляемости, передвижка в пассивном и активном запасе, как правило, не регистрируется словарями, хотя эта передвижка и является существенным нервом развития языка».

Позволим себе привести еще две цитаты из упоминавшейся выше интересной и ценной статьи К. Федина: