Русский язык в зеркале языковой игры

Но самое коварное - слова те же, а значение разное. Тут уж - и смех, и грех, сплошные «коммуникативные неудачи». Вот мама и мы, вытаращив глаза от изумления, слышим, как соседская девочка говорит: «Я пойду погуляю, мама!» И та отвечает: «Погуляй-погуляй, дочка!» У нас, в пермских говорах, гулятьзначило вести распутную жизнь («Она от него гуляет!»), а желая поиграть на улице, мы спрашивали у мамы, можно ли побегать, и мама соглашалась: «Ладно, побегайте маленько!». Прилагательное самостоятельныйзначило у нас «солидный, серьезный» («Такой мужчина хороший, самостоятельный!»).

Глагол велетьзначил одновременно и «приказывать», и «разрешать». Помню, мой друг Колька Нельзин переживал, что, играя с ружьем в доме своей тетки, всадил ей в бедро добрый заряд дроби. «Но она же сама велела ружьем поиграть!» -утешал я его, а он меня поправил: «Не велела, а разрешила!» А как он хохотал, когда я сказал, что у нас сегодня «Будут губы жарить\» Спросил: «А носы вы жарить не будете?» Дело в том, что у нас губаминазывали грибы, а губы (часть тела) - это у нас брылы.Или вот тетя Тоня (мать Кольки) кричит мне на их кухне: «Вова, подгорает! Быстро дай миску!» Я подаю кастрюлю. Она возмущается: «Ты что, смеешься?» А я и не думал смеяться. У нас мискойназывали кастрюлю (слова каст рюлявообще не было). А миску мои родичи именовали чашкой.Вы спросите: а как же называли тогда чайную чашку? Так и называли - чайная чашка.

Помню, в 44-м мама впервые разрешила мне пригласить на день рождения (тринадцать лет) нескольких товарищей. Я приглашаю друга, Колю Нельзина, а он отвечает: «Большое спасибо!» У нас спасибоговорили только, благодаря за угощение или за подарок. А в ситуации приглашения в гости говорили: «Ладно, приду!», и спасибов этом случае означало отказ, нечто типа «Нет уж, спасибо!». Я к Кольке: «А почему не придешь?» - «Нет, почему не приду?! Приду, спасибо. Чудак ты!»

Или еще одно недоразумение. Рассказываю ребятам о каникулах, проведенных в деревне, у деда и бабки. Говорю, что с одной пчелы дед получает за лето около пуда меду. В ответ смех, крики: «Ну ты и враль!» И хотя я разъясняю, что в деревне пчелойназывают не только одно насекомое, но и целую пчелиную семью, улей, -все равно меня долго называют бароном Мюнхгаузеном.

Приведу еще несколько каламбурных несовпадений речи «деревенской» и «городской».

/Сочи. Это не воспетые Некрасовым кони(кочки): «...И кочи, и моховые болота, и пни - Всё хорошо под сиянием лунным...» У пермяков это слово употреблялось в значении, которое даже Владимиру Далю было неизвестно: кочи- это волосы (кажется, только женские). Помню диалог:

- Машка, неужто шарам-mo твоим(глазам) не стыдно?

- Нет, ты сама постыдилася бы,, паскуда!Я те кочи-те повыдеру!(небольшая словесная разминка двух соперниц перед баталией, в ходе которой серьезно пострадали и «кочи», и прочие атрибуты женской красоты).

Слово водкавыходцы из деревни не употребляли: только - вино.Было оно двух видов: белое вино(или просто белое) -водка, и красное вино- всё остальное. Помню, тетя Толя (Евстолия) шепчет мне за столом: «Нет, Вова, уж куда мне, старухе, белое пить! Ты мне послабже, красненького вон налей!» - и кивает на бутылку с 50-градусным венгерским ромом.

Необычными, а чаще - смешными казались «городским» наши обращения к собеседнику.

Бабушку у нас, в старообрядческой среде, было принято называть «мама-crdpa»; мать - «мама-молоденька» или просто «мама»; отца - «папка»; дедушку -«бйтё».

Как и в городе, у нас, выходцев из деревни, к близким родственникам обращались по имени: Ваня! Сима!А вот к взрослым родственникам не столь близким, а также и к знакомым обращались исключительно по отчеству (без имени!): Се- веръяновна! Афанасьич!И это независимо от возраста. Маму, например, близкие родственники звали Симой, а все остальные ее, молодую 30-35-летнюю женщину, именовали исключительно Николаевной.Помню, коренным воткинцам это казалось странным: «Что это вас, Ефросинья Николаевна, как старуху зовут - Николаевна?.»Странным казалось им и то, что все взрослые родственники одного из супругов называли любого родственника другого супруга - сват(или сватья).Но больше всего смешило городских то, что маленьких несмышленышей ласково

величали у нас батюшкамии матушками(«Чо, ручку зашиб? Ой, ба-атюшко! Ну ничо, не реви, не реви! Дай я подую на ручку, и всё пройдет!» Или: «Ой, ма-атушка! Ягодку тетке принесла? Ну спасибо, спасибо, съем твою ягодку!»)

Один супруг, говоря о другом, употреблял обычно слова моя, мой: Моя-то в деревню вчера ходила, Мой-то опять нажорался(напился). Лыка не вяжет!