А вот в частушках для обозначения влюбленных использовался богатый набор слов: он -
милой,,
дроля, сухотиночка(сушит женщин); она -
милая, матаня, шмарочка, милашка, ягодиночка(вкусная),
сухотиночка(сушит мужчин) и даже
сербияночка(отголосок войны с турками за освобождение Болгарии и Сербии); капризная память сохранила только одну частушку про сербиянку, довольно странную:Сербиянка шьет портянки В огороде, в борозде,
Интересные портянки -Из одной выходят две.
Стилистические оценки слов тоже не совпадали у «городских» и «деревенских». Помню, моим родичам казался сверхгрубым и совершенно неприличным глагол
орать,а вот слова
говно, титьки, сратьили, например, слово
жопа(и его производные) были совершенно нейтральными и общеупотребительными («Девка-та шибко хорошая, всё при ей, грудастая, жопистая!»).В целом сельские жители признавали превосходство «городского» языка.
Но каждое село, даже каждая деревня, считала, что она ближе к этому «эталону» - городской речи, чем соседняя. Помню, в диалектологической экспедиции старуха говорит: «У нас-то хорошо б^ют, пошти-што как в городу, а вот в Пянтёге (вы сходите, недалеко это, верст 10!), - дак там бают так, што вы обхохочитеся! А поют-то как! Базлает (орет), быдто с печки сонный свалился!»
«Деревенские» подсмеивались, например, над чужой диалектной чертой - изменение звукового сочетания
днв
нн.Отсюда пародийно-шутливые стихи:Менный ковш упал на нно,
И обинно, и досанно...
Ну, даланно.
Всё онно...
Конечно, самые броские отличия замечались и отметались: некоторые мои родственники, особенно молодые, стали говорить
одежда, а не
одёжа, велосипед,а не
лесапед\ лужа,а не
лыва, очень,а не
шибко\ красивый,а не
баской.Даже иностранными словами старались пощеголять: вместо
лукошеки
пестерейпоявились
зймбели,вместо женских сумочек -
ридикюли.Самую большую (и обычно единственную) комнату дома именовали
залой(или
залом).Нередко, понятное дело, и впросак попадали, пытаясь показать, что тоже «не лыком шиты». И тут уж над ними смеялись не только «городские», но и «деревенские» тоже. Помню, рассказывали, как одна девушка из деревни, где вместо мягкого
ки
г фуки, ноги)говорили
т, д фути, нодй), сдостоинством потчевала гостей, демонстрируя свою образованность и умение обращаться
с к и г: «Наке берике».Или другая подобная история, о молодом крестьянском парне, который старательно акал, показывая свою образованность, да вдруг и разоблачил себя, употребив другую, более «грубую», чем оканье, диалектную черту:
«Хадил па Маскве, шел па даскё, да прямо е грезь!»(в грязь).Впрочем, сельские жители, признавая в целом превосходство «городского» языка, нередко находили в нем что-то нелепое и смешное. Помню, и дедушка Аким Никитьевич, и мама посмеивались: «Чудно в городу говорят:
Ходить за ягодами,или, того чишше:
за водой.Это чо - ягоды от тебя бегут, а ты за ими идешь, или речка текёт, а ты за ей бежишь?» (в пермских говорах в этих случаях употребляли предлог
по\Я сутра-та по ягоды ходила, а счас вот по воду иду).В деревне, особенно у старообрядцев, старые жизненные устои и старый, от дедов принятый язык, сохранялись гораздо дольше, чем в городе. Естественно, приезжая в деревню, к старообрядцам деду Акиму Никитьевичу и бабке Устинье, мы должны были снова «переключаться», теперь уже с городской речи на диалектную: опять
лыва,опять
одёжа, губы(а не
грибы), мизгирь(а не
паук), векша(а не
белка), калега(а не
брюква), запои(а не
фартук),
назём(а не
навоз)и т. д. и т. п. Далее слово
спасибонадо было на время забыть. Следовало говорить не «спасибо», а «спаси Христос» («Спаси Христос, 6dTe! Спаси Христос, мама-crdpa!»).
«Спасибо!- так только безбохеники говорят!» - сердился дед и никак не хотел верить, что
спасибо- это тоже упоминание Бога (
спаси Бог),только слегка сокращенное.