Русский Исход. Керчь. 1920

«Ввиду объявленной эвакуации для желающихъ офицеровъ, другихъ служащихъ и ихъ семействъ, Правительство Юга России считаетъ своимъ долгомъ предупредить всехъ о техъ тяжкихъ испытанияхъ, какiя ожидаютъ призжающихъ изъ пределовъ Россiи. Недостатокъ топлива приведётъ къ большой скученности на пароходахъ, причёмъ неизбежно длительное пребывание на рейде и въ море. Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающихъ, такъ какъ ни одна изъ иностранныхъ державъ не дала своего согласия на принятiе эвакуированныхъ. Правительство Юга России не имеетъ никакихъ средствъ для оказания какой-либо помощи какъ въ пути, такъ и въ дальнейшемъ. Всё заставляетъ правительство советовать всемъ темъ, кому не угрожаетъ непосредственной опасности отъ насилия врага, — остаться въ Крыму»[47].

После ознакомления во флоте с приказом и сообщением, с некоторых судов ушло небольшое число людей, в том числе из Корпуса корабельных офицеров. Это преимущественно были семейные люди, местные уроженцы или мобилизованные Мелитопольского уезда[48].

В армейских частях приказ был понят по-разному. Одни по пути к местам посадки принимали в свои ряды всех желающих эвакуироваться, и отряды порой возрастали вдвое. Другие понимали ограниченность средств флота, поэтому пленным красноармейцам и всем, кому не должна была угрожать опасность расстрела, предлагали остаться: расставаясь с боевыми друзьями, солдаты плакали. Все стойкие части отходили, как правило, в полном составе[49].

13 ноября, когда стало ясно, что белые войска оставляют Крым, Керчь-Еникальская городская дума провела внеочередное собрание в составе 23 гласных, которое открылось в 13:25. Среди прочего обсуждался вопрос эвакуации городского общественного банка, причём председатель думы местный благочинный Владимир Григорьевич Станиславский заявил, что имущество и ценности нельзя вывозить неизвестно куда и на чьё попечение — это лишь уменьшит государственные резервы и усилит народное бедствие. Сам протоиерей Владимир объявил, что остаётся в городе, и просил гласных принять возможные меры к успокоению населения, взволнованного злонамеренными, по его мнению, слухами по поводу грядущих с приходом советской власти опасностей. Дума приняла решение не эвакуировать банк и содействовать прекращению паники среди горожан, а также обратиться к профессиональным союзам за помощью в организации охраны города в переходный период[50].

У входа в Керчь-Еникальский пролив с начала лета 1920 года стоял на якоре линейный корабль «Ростислав», преграждая путь Азовской военной флотилии красных. Ходовые машины не действовали вследствие подрыва англичанами в апреле 1919 года цилиндров высокого давления, но сохранивший артиллерию линкор использовался белым флотом как плавучая батарея.

Посёлок Глейки, мыс Фонарь — вход из Азовского моря в Керчь-Еникальский пролив, весна 1918 года (из собрания библиотеки де Гольера при Южном методистском университете, Техас)

В ноябре, когда положение на фронте ухудшалось с каждым днём, на «Ростислав» приходили неясные сведения о возможном переводе на другое место, а 13 ноября капитан II ранга М. В. Домбровский собрал офицеров в своей каюте и объявил о предстоящей эвакуации, которая стала полной неожиданностью для всех. Затем это известие было донесено и остальным членам экипажа. Согласно приказу Главнокомандующего, каждому предстояло самостоятельно решить, оставаться или уходить с армией в неизвестность. Но из полутора сотен членов команды «Ростислава» остаться предпочли лишь десяток человек старшего возраста, которые не могли бросить свои семьи на произвол судьбы, но и они с усердием принялись готовить корабль к эвакуации.