«Утромъ 4-го (17-го) ноября яркое солнце въ последний для насъ разъ озарило берега Крыма. Черезъ нисколько часовъ скроется и этотъ последний клочокъ родной земли. Медленно идётъ «Корниловъ», море усеяно барашками, стаи дельфиновъ плескаются, кувыркаются и резвятся у самаго борта, играя на солнце блестящей кожей. Едущие облепили борта и въ последний разъ смотрятъ на берега Крыма, наслаждаясь чудеснымъ видомъ южнаго побережья. Въ одиннадцатомъ часу нагоняетъ французский миноносецъ, отставший почему-то отъ крейсера. На небе ни облачка. Лёгкий ветерокъ. Слегка прохладно. Вотъ виднеется Ялта. Спустя некоторое время различаются вершины Ай-Петри, Байдарские ворота, далеко сзади вершина Могаби. Вечереетъ. У южной оконечности Крыма «Корниловъ» поворачиваетъ и идётъ прямо въ открытое море. Где-то далеко виднеется смутно Балаклавская бухта. Тамъ Севастополь, ещё такъ недавно столица Южной России, оплотъ армии. Какъ-то странно, непривычно и даже жутко подумать, что теперь тамъ льётся невинная кровь, что торжествующее победители «мстятъ» своимъ уже безсильнымъ врагамъ»[95]
.«
Ещё 16 ноября за особые отличия по службе командующий Черноморским флотом контр-адмирал М. А. Кедров приказом Главнокомандующего был произведён в вице-адмиралы. На следующий день, находясь в море, Михаил Александрович обратился к своим подчинённым:
«Флагманы, командиры, офицеры и матросы Черноморскаго флота. Въ неравной борьбе нашей съ неисчисленными превосходными силами противника Русской армии, истекающей кровью, пришлось оставить Крымъ. На доблестный Черноморский флотъ выпала исключительная по трудности задача, когда безъ иностранной помощи своими средствами и силами, въ весьма краткий срокъ, въ осеннее время нужно было подготовить и эвакуировать изъ Крыма армию и часть населения общей численностью свыше ста тысячъ человекъ. Черноморский флотъ, сильный своимъ духомъ, блестяще справился съ этой задачей. Изъ всехъ портовъ Крыма въ трёхдневный срокъ почти одновременно, по составленному заранее плану, транспорты, перегруженные до крайности, подъ прикрытиемъ военныхъ судовъ вышли въ Константинополь. Одновременно были выведены на буксирахъ все находившиеся въ ремонте большие суда и плавучие средства, имеющие какое-нибудь боевое значение. Противнику оставлены только старые корабли со взорванными ещё въ прошломъ году иностранцами механизмами.
Нашъ Главнокомандующий, желая отметить такую исключительную работу флота, произвёлъ меня, вашего командующаго флотомъ, въ вице-адмиралы. Низко кланяюсь и благодарю васъ за эту честь. Не ко мне, а къ вамъ относится эта награда. Не могу не отметить исключительной работы моего начальника штаба контръ-адмирала Машукова. Не буду говорить объ этой работе его — вы её все видели, оценили и откликнулись, следствиемъ чего явилась ваша доблестная и исключительная по достигнутымъ результатамъ работа»[97]
.Сумерки 17 ноября застали крейсер Главнокомандующего «Генерал Корнилов» в открытом море. Спустили русский флаг, люди продолжали смотреть в тёмную даль, которая покрыла крымские берега. К вечеру 18 ноября на горизонте появились маяки Босфора, в половине одиннадцатого ночи крейсер поднял французский флаг в знак перехода под покровительство союзников и стал на якорь в ожидании рассвета. Утром 19 ноября в 9 часов 20 минут крейсер двинулся по проливу в сопровождении подошедшего из Стамбула катера под Андреевским стягом. В 10 часов 15 минут «Генерал Корнилов» бросил якорь на месте международной стоянки в заливе Золотой Рог. Виднелся целый лес высоких корабельных мачт с развевавшимися французскими и русскими флагами — это прибывшие из Крыма суда, целое государство на воде. К крейсеру постоянно подходили катера, у каюты П. Н. Врангеля столпились представители командования, общественные деятели и корреспонденты иностранных газет, желавшие узнать о последних днях Крыма. Главнокомандующий отдал распоряжения о реорганизации армии, расформировании многих правительственных учреждений, распределении войск и беженцев и многие другие — один за другим от пригорода Мода уходили русские корабли[98]
.