Русский капкан

А Фрося, довольная, что мальчишке удалось избежать воспаления легких, и желая еще что-то сделать приятное, подала Грине красные меховые сапожки.

– Надевай! – приказал отец. – Не босиком же по снегу? – и к Фросе: – Я сегодня же верну.

– Не беспокойтесь. Я в них уже два сезона топтала снег, а третий – пусть топчет Гриня…

Кошельков горячо поблагодарил юную хозяйку, а Георгию крепко пожал руку…

Спустя годы они увиделись снова и как бы поменялись ролями. Обнаженного Насонова не пришлось растирать спиртом, так как спирта не было. Но одеждой бойцы поделились. Один снял с себя бушлат, другой – шаровары. От ботинок с обмотками пришлось отказаться.

– Одежда у меня есть. – Насонов как бы оправдывался. – Маленько отогреюсь… А одежка моя немного подсохнет. Она у меня недалеко. На березе.

Георгий сушил свою одежду, как в подобной ситуации сушат сибирские охотники. Бойцы присмотрелись и увидели на дереве офицерские сапоги и китель с погонами прапорщика.

– Эт по-нашему, – восхищался пожилой боец. Как потом оказалось, он тоже был из Обозерской. – Я знаю твоего отца, – говорил он Георгию. – Твой отец мне давал работу. До войны я у него был на сплаве. Заготовлял лес. А теперь мы вот – лесной патруль. Вылавливаем подозрительных. Моя фамилия Евдошенко.

И тут же он обратился к самому молодому, который с неохотой расставался со своим бушлатом:

– Черногоров, не жилься.

– А я и не жилюсь. Но как отдавать? Это мой первый трофей, Я мамане передал, что у нее будет теплый подарок, какой носят американы.

Патрульные развели большой костер, сняли с березы обмундирование, просушили. Кошельков уложил документы обратно в саквояж, вывели Насонова на дорогу. Дорога вела на Змиево. Там размещался штаб прифронтовой зоны.

– Оттуда до Плесецкой рукой подать. – Кошельков показал на восток. – Счастье ваше, что мы на вас наскочили, дым заметили. Имейте в виду, на соседнем участке работает питерский патруль. Моряки, они не больно разбираются, кто к ним попался. Нет пропуска – к елке затылком. Таких, как вы, шлепают не спрашивая, кто и откуда. Моряки страшно не любят офицеров и вообще белых. В первый день патрулирования питерские шли по тайге, как по Невскому проспекту. Идут, переговариваются, веточками мошкару отгоняют. А белые по ним залпом из винтовок – пятерых сразу наповал. Наши подоспели, но – поздно. Заметили только, что так метко стреляют только люди Миллера. Исчезли – как растворились. Тайга для них, как и для нас, – своя. К тому же у них винтовочки – автоматические.

– Откуда?

– За спиртное добывают в Самоедах… Прямо на путях… американы хоть и союзники белым, но оружие не раздаривают, чаще обменивают на спирт.

Рассказ Кошелькова навел прапорщика на мысль: в Самоедах сделать налет на пульмановские вагоны, стоявшие в тупике. Вагоны доставлены с пирсов. С американского транспорта перегружали ящики с оружием. В них могли быть и автоматические винтовки. И охраны почти никакой. Сами железнодорожники удивлялись: еще месяц назад к эшелонам не подойти – стреляли в каждого, кто приближался… Потом на охрану поставили итальянцев. Они так были напуганы партизанами, а партизаны им – борматуху… Обмен пошел, как в Соломбале на толкучке.

Уже в середине августа весь левый берег от Рикасихи до Холмогор был занят белыми войсками. Белое командование взяло на себя охрану и выгрузку иностранных судов. С борматухой к ним не подступись.

Генерал-лейтенант Миллер заверил командующего экспедиционными войсками:

– Ни один красный диверсант к судам не подойдет.

Генерал Пул верил русскому командующему, но до первого случая. Стоявший у причала на Бакарице английский сухогруз «Виктория» среди ночи, ближе к рассвету, был охвачен пламенем. Полыхала вся верхняя палуба. Даже с Троицкого проспекта, где размещался штаб союзных войск, сквозь пелену дождя просматривалось огневое полотнище.

Дежурный по штабу капрал Солчак, наблюдавший пожар, с ужасом воскликнул:

– Боже, спаси нас от русских!

Находившийся рядом с ним солдат с усмешкой произнес:

– Тогда, капрал, не нужно нам было покидать Америку.

– Ты не патриот, Портер. Здесь наши ценности.

– Не вижу, капрал.

– Посмотри на причал. А лучше – за причал. Там, где мхи, склады боеприпасов. Мы не допустим, чтоб наши ценности попали в руки большевиков.

– Эти ценности мы увезем обратно.

– Идиот! Боеприпасы везут только в одном направлении.

– А зачем же тогда ты просишь спасти нас от русских? На гибель мы сами напрашиваемся…

Этот разговор почти слово в слово капрал записал в своем дневнике. Через много лет он его обнародовал. Американские историки обвинили бывшего капрала в непатриотизме. А надо было в мемуары вставить: Америка – великая держава, и солдат великой державы идет в бой и побеждает врага с великими мыслями о своем превосходстве.

В первой декаде сентября 1918 года американцы были сосредоточены в лесу на топких берегах реки Тегра в двадцати километрах южнее станции Обозерская. Здесь готовился удар по Шестой Красной армии Северного фронта. В свою очередь, эта армия имела задачу в начале сентября перейти в наступление – очистить Северную Двину от интервентов.