Русский капкан

– За что, за то, что огонь сожрал мою избу? – Яков попытался было едко пошутить, но с белогвардейским офицером разговор получился коротким. Солдаты погнали Якова в отцепленный вагон, стоявший на запасных путях. Допрашивали его незнаковые люди в жандармской форме. Их интересовали солдаты союзных войск, прибывшие освобождать Север, и среди бела дня внезапно исчезли. При допросе они выбили Якову два зуба. Обходчик держался стойко. Он и в самом деле ничего не знал, только слышал от соседей, что два американских солдата с ружьями ходили по улице и якобы к нему заходили в избу, но куда они делись потом, никто ничего сказать не мог, так как не видели. Иностранцам и русскому штабс-капитану отвечали коротко:

– А хрен его знает?

Иностранцы уточняли, кто такой хрен и где он проживает? Русский офицер даже не пытался уточнять, махнул рукой: самоед он самоедом так и останется.

Ночью, когда Якова выводили из вагона, на путях началась стрельба, и пока конвоиры искали укрытие, арестованный бросился в ельник. Ночью под елками – хоть глаз коли. Стреляли вдогонку. Слава богу, не попали. Да конвоиры, видимо, и не старались попасть. Как потом он узнал, местные мужики пытались открыть вагон, где хранилось продовольствие. Но сработали грубо – часовой услышал и открыл стрельбу.

Всю ночь Яков шел на юг, места были знакомые. К вечеру добрался до Малиновки и там встретил разведчиков из отряда Филипповского. Якова было приняли за вражеского лазутчика, отвели в штаб, который помещался в избе лесника. Допрашивал матрос, по говору не северянин. Условие предъявил простое:

– Будешь врать – пустим в расход.

– Если вы красные, все, что знаю, доложу.

Избу наполнили матросы. Было любопытно услышать, что скажет вражеский лазутчик.

– Вы откуда?

– Из Обозерской.

– Много беляков?

– Это не беляки. Это американцы.

Моряки дружно засмеялись, дескать, откуда им взяться: где Америка и где Обозерская?

– Вот уж за такое вранье стоит тебя в расход.

– Клянусь вам, братцы матросы. – Яков перекрестился.

Месяц назад он и сам не верил, что из Архангельска приедут американцы. А когда на лужайке, где раньше пасли овец, приземлился аэроплан, набежали любопытные обозерцы, в большинстве своем мальчишки.

Из аэроплана вышли двое: один, судя по одежде, военный, второй, высокий, почему-то среди лета был в шерстяном белом свитере. Высокий достал из нагрудного кармана курительную трубку, набил ароматным табаком, зажег спичку, с наслаждением затянулся. Мальчишки заметили, что спичка на ветру не гаснет. Они были поражены этим чудом. Он, в свою очередь, был поражен красотой здешнего края. Он увидел стройные с золотистой корой могучие сосны, необозримое, полное небесной синевы озеро. Энергично жестикулируя, принялся о чем-то с восторгом говорить военному. Потом с иноземным акцентом обратился к мальчишкам:

– Профессор Алексеев. Вам знаком профессор?

Мальчишки дружно закивали лохматыми головами: конечно же знаком! Гурьбой повели высокого иностранца на лесотехническую станцию. О чем иностранец беседовал с профессором, осталось тайной по крайней мере для жителей Обозерской. Но при встрече с начальником железнодорожной станции профессор Алексеев спросил:

– Елизар Захарович, корреспондент говорил о какой-то сенсации, которую нельзя упустить. Вроде намечается казнь. Но кого и когда – загадка. Об этом вам что-либо известно?

– Ровным счетом ничего.

– Не допустить бы…

– К сожаленью, мы тут бессильны. Интервенты нас не спросят…

Вместе с корреспондентом в Обозерскую прилетел полковник Ходельдон. Он остался инспектировать полк, а корреспондент вернулся в Архангельск, захватив с собой сосновый брусок размером в школьную тетрадь – на память о посещении Обозерской лесотехнической станции и как доказательство, что он лично знаком с известным в Европе русским ученым-лесоведом. Это о нем в Петербурге еще до мировой войны на симпозиуме ботаников сказал похвальное слово профессор Тимирязев, светило в области сельскохозяйственной науки. В газете «Таймс» Тимирязеву была посвящена большая статья о сохранении лесов на земном шаре.

В кабинете профессора были собраны образцы пород деревьев Северного края. У корреспондента алчным блеском горели глаза, когда он видел такое богатство. В голодной России эти образцы можно было купить буквально за гроши. Но как это сделать? Профессор может и не продать. Отобрать силой? Союзники не посмеют, иначе – международный скандал.

Русские умеют свое кровное отстаивать, если, конечно, чиновники не продажные. А вот законно отобрать в Северном крае может только один человек – генерал Миллер. Для конфискации имущества у генерал-губернатора всегда был весомый аргумент – объявить человека в пособничестве большевикам. Таким приемом в одном только Архангельске у лесозаводчиков было отобрано больше десятка домов. Тот же госпиталь на Троицком проспекте. Стоило генералу Айронсайду показать на изящное деревянное строение – и владелец здания объявлялся большевиком. Его тотчас отправили на Мудьюгу. Там он исчезал. В деревянное здание, что стояло рядом с казенным каменным, вселился госпиталь.