Русский характер

Брошенный в бой резерв остановил противника. Позиции дивизии были восстановлены.

Так продолжалось два дня, два дня непрерывных атак, несмолкаемого грохота танков и орудий, нечеловеческого напряжения.

…Вот она, высота 128,2 — самое памятное место декабрьских боев. Всюду следы яростного боя.

Здесь, на высоте, осматривая поле вчерашней битвы, я поднял несколько писем. У меня сохранилось одно из них, написанное детской рукой. «Добрый день, а может вечер. Здравствуй, тятя, низко кланяемся мы тебе, я, Параня, Ала, Шура, тетка Арина, тетя Поля, Витина бабушка, бабушка Оля, Майя, Коля и все остальные родные и знакомые… Я, тятя, во первых строках моего письма хочу сообщить, что мы от тебя получили письма, за которые сердечно тебя благодарим. Мы пока живем ничего, но скучно, что нет тебя дома. Тятя, мы очень по тебе все стосковались, хоть бы посмотреть, на тебя. Тятя, мама работает все в колхозе, а я на старом месте, а Миша на заводе. Тятя, он на работу пошел и сразу поправился, стал большой и весь на тебя стал походить здорово. Дядя Степа пока еще на старом месте и дядя Леня тоже все там же, ну а дядю Васю проводили на фронт. Дядя Гриша пишет тоже, он пока еще в тылу. Ты нам пропиши, и если надо денег, то проси у нас. Мы тебе послали сто рублей. Тятя, приезжай скорей домой. Нам стало скучно без тебя, особенно, когда все с работы домой придем (пишу тебе, а слезы льются). Тятя, я хочу спросить, есть или. нет у вас фотографии. Если нет, ты бы снялся, мы бы посмотрели. Посылаю тебе в письме деньги, три рубля, ну, пока до свидания. Остаемся живы и здоровы и того желаем тебе. Тятя, мы от тебя получили уже шесть писем».

Милая, славная девочка, она больше не дождется письма от своего тяти! Ее отец был одним из тех, кто первым вместе с комбатом Хачатуровым ворвался на гребень Южной высоты и вместе с Хачатуровым пал на отвоеванной у врага земле Сталинграда.

Особенно трудным был прорыв оборонительного рубежа в районе маленькой извилистой речки Червленой, к юго-западу от города. Противник в свое время прочно укрепился на гряде холмов по левому берегу Червленой. Здесь, на этих высотах, амфитеатром поднимавшихся на восток к городу, у противника были сотни дзотов. Мощные удары советской артиллерии не могли подавить их, и наши многодневные атаки на Червленой не имели успеха.

Полки Сафиуллина и Казака готовились атаковать противника ночью. Для атаки подготовили штурмовые группы. Днем каждая штурмовая группа нацеливалась на «свой» прикрепленный к ней дзот. В полночь, когда в степи бушевала метель, штурмовые группы двинулись в атаку. Яростным был этот четырехчасовой бой на Червленой, у балки Караватка. Сотни трупов своих солдат и офицеров оставил здесь противник.

Не менее трудным был прорыв второго внутреннего обвода в районе Рынок — Орловка — Городище — Воропоново — Елхи. Морозным днем солдаты, соорудив из ремней и веревок лямки, тащили на себе орудия по занесенным снегом дорогам.

— У солдат красные полосы на плечах от ремней и веревок, — сказал мне майор Рогач, командир противотанкового дивизиона.

Дневная атака на Песчанку не имела успеха. Тогда командование решило атаковать немцев в темноте. Полки майора Попова и майора Баталова охватили Песчанку с двух сторон. Когда пехота вышла на северо-восточную окраину села, в бой вступили танки бригады подполковника Малышева. Обходный маневр танков решил исход боя.

На улицах Песчанки — разбитые машины и орудия, повозки. Спрашиваю у жителей, как вели себя гитлеровцы в последние дни своего пребывания в селе. Фашисты голодали, ели горелое зерно, отбирали у жителей все съедобное. Тракториста Орлова, пытавшегося отстоять несколько килограммов муки, застрелили. Старика Подтютькина Ефима Никитича гитлеровцы расстреляли за то, что он не дал им ведро отрубей. В Песчанке три огромных немецких кладбища, целый лес крестов. Эти кладбища — наглядное подтверждение огромных потерь врага.

Я приехал в разбитую Песчанку поздно вечером, нашел штаб дивизии, который приютился в полуразрушенном домике. Командир дивизии полковник Лосев — небольшого роста, с огромными внимательными глазами на широком лице, не спал уже трое суток. Он находился в том возбужденном состоянии, которое в эти дни владело всеми — и командирами и бойцами. Полковник гостеприимно предложил мне один из углов своей комнаты.

— Генерал Пфефер грозился, — сказал комдив, — и через перебежчиков и в листовках: я, мол, поймаю полковника Лосева, обрежу ему бороду. А у меня бороды никогда и не было. Хочу вот теперь найти генерала и разъяснить ему его ошибку.

Лосев огорчен:

— В четыре часа утра рассчитывал быть у водокачки. Завел будильник. Утром будильник звонил, а роты еще в километре от водокачки.

В это время телефонист сообщил: «В районе водокачки немецкий генерал готовит дивизию к сдаче в плен…»

Через полчаса выяснилось, что противника, укрепившегося в районе водокачки, вынудила к капитулированию дивизия полковника Сафиуллина.