Русский характер

— Были неудачи, было всякое… Но такое поражение…

И другие офицеры, глядя на своего генерала, тоже качали головами, повторяли: «Да, да, какое поражение…»

— Третье условие, — неумолимо продолжал Токарев. — Прошу вас, генерал, передать записку командиру корпуса, чтобы он немедленно прекратил сопротивление. Записку можно послать с одним из ваших офицеров.

Генерал написал записку.

Быховский перевел ее текст: «Считая сопротивление бесполезным, я решил сложить оружие. У меня находятся представители русского командования. Рекомендую вам сделать то же самое».

В коридоре офицеры протягивали нашим автоматчикам пистолеты. Автоматчики в белых халатах стояли у дверей и зорко следили по сторонам, нет ли где подвоха…

Из штаба дивизии мы двинулись пешком. Прошли два километра. Здесь нас ждала машина. Усадили в нее командира дивизии, начальника штаба, несколько штабных офицеров.

Через два часа полковник Сафиуллин у себя в штабе слушал горькие сетования командира немецкой дивизии на свою судьбу.

— Сколько вам лет, полковник? — спросил генерал у Сафиуллина.

Узнав, что Сафиуллину 36 лет, немец сказал:

— О, какой молодой и уже командир дивизии.

Этот генерал был очень удивлен, когда услышал о прорыве ленинградской блокады и успешном наступлении советских войск на Кавказе и в районе Воронежа. Гитлеровское командование, оказывается, скрывало правду даже от многих своих генералов…

В Сталинграде Гитлер потерял свои лучшие, самые отборные дивизии, густо насыщенные офицерским составом. В дивизии 6-й армии очень много уроженцев центральных областей и городов Германии, членов фашистской партии. Офицер, оказавшийся бывшим руководителем областной — организации гитлеровской молодежи, рассказал, что его дивизия наполовину состоит из берлинцев.

* * *

Тесно и шумно во дворе Центрального универмага. Просторный двор завален трофейным имуществом — мотоциклетами, пулеметами, автоматами, пистолетами, биноклями, кортиками…

Здание универмага разрушено еще в первые дни осады города. Но подвал, огромный, прочный, остался цел, и он послужил Паулюсу надежным убежищем от огневых налетов нашей артиллерии.

Бойцы Бурмакова, овладев вокзалом, утром вышли к площади Павших борцов. Немцы, засев в здании почтамта, в универмаге, доме пищепрома, ожесточенно отстреливались.

Батальон старшего лейтенанта Медведева начал атаку вражеского гарнизона в универмаге. По зданию прямой наводкой вели огонь артиллеристы. Им помогали пулеметчики и стрелки.

После непродолжительной, но жестокой перестрелки из ворот центрального универмага вышел офицер с белым флагом.

Командир батальона лейтенант Нескубин вместе со старшим лейтенантом Ильченко пошли через площадь к воротам центрального универмага.

Когда проходили ворота, немец сказал по-русски: «Осторожнее, здесь мины».

Опустились в подвал. Подвал был забит офицерами. Они стояли в несколько рядов по обеим сторонам, оставив узкий проход.

Ильченко слышал громкий шепот, но разобрать мог только одно слово: «капут». «Кому капут? — подумал Ильченко. — Мне или им?»

Офицер повел их к начальнику штаба генералу Шмидту.

— А где сам Паулюс? — спросил Ильченко.

— Паулюс болен, — ответил Шмидт.

Пока Ильченко говорил с начальником штаба, в подвал спустился подполковник Винокур — заместитель командира бригады.

Фельдмаршал Паулюс, высокий, худощавый старик, лежал на кровати, накрытый черной шубой. Начальник штаба заявил нашим офицерам, что Паулюс уже несколько дней болен и передал командование ему.

Фельдмаршал, увидев советских командиров, встал, поднял руку вверх:

— Хайль!

— Хайль так хайль, — вполголоса сказал Винокур и затем подчеркнуто вежливо поздравил Паулюса с новым званием (накануне генерал-полковник Паулюс был произведен в фельдмаршалы).

Паулюс поблагодарил…

Пленных вывели из подвалов универмага и соседних домов, выстроили во дворе. Они тут же сложили оружие. Через несколько минут на занесенной снегом, изрытой воронками, заставленной танками и штабными грузовыми и легковыми машинами площади выросла гора автоматов, винтовок, револьверов.

Возле универмага заканчивался последний акт исторической драмы — тысячи претендентов на мировое господство, опустив глаза, складывали оружие, сдаваясь на милость своих победителей.

…На дворе крепкий мороз. Но негде погреться в городе — и солдаты разжигают костры на улицах, у стен разрушенных домов. Пламя, то светлое, то багрово-красное, озаряет темноту зимней ночи.

У подъезда универмага на снегу отдыхают герои штурма — мотострелки батальона старшего лейтенанта Медведева. В полушубках, в белых халатах, уставшие, продрогшие на ветру, они с довольными лицами угощают друг друга папиросами.

…Еще не смолк грохот сталинградского боя в северной части города: в районе тракторного и «Баррикад» группа немецких войск продолжает отчаянно сопротивляться. Но судьба их уже предрешена: завтра они сдадутся, либо будут перебиты.

Знакомый военврач приглашает пойти в драматический театр; в подвале — его немецкий военный госпиталь. В полутемноте, на полу, на соломе, вповалку — сотни истощенных немцев с воспаленными от боли, страха, голода глазами.