– Только для того, чтобы вы поняли, в какое время я жила и работала. У нас в сберкассе на стене висел плакат: «Болтун – находка для шпиона». – Эсфирь Борисовна оглянулась через плечо. Солнечный свет, бьющий сквозь пластины жалюзи, отбрасывал на ее лицо причудливые тени. Как будто директриса из-за решетки с Таней общалась, роняя фразу за фразой. – Это был правильный плакат. Шпионов действительно
Налившаяся румянцем, Таня встала, не чуя под собой ног.
– Эсфирь Борисовна! – звонко произнесла она. – Вы меня в чем-то подозреваете? Вы хотите сказать, что я приторговываю конфиденциальными сведениями о предприятиях? Вступила в сговор с конкурентами или жуликами?
– Да нет же! – воскликнула Эсфирь Борисовна, отвернувшись к окну. – Никто вас ни в чем не обвиняет, Токарева. Я просто объясняю, что жила во времена тотального контроля за каждым. Страх перед НКВД и КГБ у меня в крови. И я ничего не могу с этим поделать, ничего! Я старый человек и остаток жизни хочу провести спокойно. Ясно?
– Нет, – призналась Таня, ощущая себя героиней какого-то сюрреалистического фильма. – У вас ко мне претензии?
– У меня? – Крутнувшаяся волчком Эсфирь Борисовна резко округлила глаза. – Лично у меня к вам претензий нет. Вернее, есть. Масса претензий.
– Но каких?
– Во-первых, вы сегодня опоздали на работу, Токарева!
– А во-вторых? – прищурилась Таня.
– А во-вторых, то же самое произошло в марте, – погрозила пальцем Эсфирь Борисовна. – И в декабре. Три опоздания за неполный календарный год. Не слишком ли вызывающе для ведущего специалиста? Для специалиста, которому я доверяю, как самой себе?
«Она в панике, – поняла Таня. – Ей ужасно не хочется делать мне выговор, но она отчего-то настроена сделать меня без вины виноватой. Что происходит? Для чего были намеки на КГБ и шпионов?»
– Это все? – собственный голос донесся до нее словно издалека.
– А вам мало, Токарева? – холодно спросила Эсфирь Борисовна.
– Вполне достаточно, – так же холодно ответила Таня. – Я могу быть свободна?
– Ну, в свободе вас, кажется, пока никто не ограничивает. – Реплика была пронизана неожиданным сочувствием.
– Спасибо, Эсфирь Борисовна.
– А вот благодарить меня не за что. Вы уволены, Токарева.
Вот так гром с ясного неба! Таня помотала головой, как будто только что вынырнула из воды и еще не вполне адекватно воспринимала происходящее на поверхности.
– Я не ослышалась? – спросила она.
– Нет, – отрезала Эсфирь Борисовна. И, дождавшись, когда за вспыхнувшей Таней захлопнется дверь, тихо добавила: – К моему величайшему прискорбию.
Слова упали в пустоту, и Эсфирь Борисовна была рада, что в этот момент ее никто не видит и не слышит. Выполнив то, что от нее требовалось, она постарела сразу на десяток лет. Вскоре морщины разгладятся, а шрам на сердце останется навсегда. В чем, в чем, а в этом Эсфирь Борисовна не сомневалась. Как и в том, что ее бывшую сотрудницу Таню Токареву ожидают новые и куда более серьезные неприятности.
Глава 4
Идеальная кандидатура при всех присущих ей недостатках
1
Три дня спустя, в понедельник, собираясь на собеседование в компанию «Аудит-консалтинг», Таня приложила ладони к ушам и ощутила, что они пылают. Другим сигналом о том, что кто-то ее вспоминает, была икота, испортившая поутру настроение и аппетит за завтраком.
Суеверие? Бесспорно. Однако персона Татьяны Токаревой действительно находилась в центре внимания.
Пятеро солидных, умудренных опытом, преисполненных ответственности и наделенных властью мужчин сосредоточенно разглядывали ее фотографическое изображение. Разглядывали молча, не отрываясь. Пять пар мужских глаз были абсолютно разными, но имелось кое-что общее, объединяющее их. Одинаковое выражение. Они смотрели пристально, внимательно, оценивающе.
Таня была хороша собой, однако же неписаная красавица в привычном смысле этого слова. Обычная земная женщина. Не отчужденно-холодная кинозвезда, не крученая-раскрученая певичка и, уж конечно, не топ-модель со страусиным телосложением. И все же вряд ли какая-либо поп-дива могла бы похвастаться таким повышенным интересом мужчин к своей персоне. Даже если бы ее фотография красовалась на обложке «Плейбоя».
– Мне нравится, – нарушил молчание тот, кто восседал во главе длинного дубового стола, покрытого плотным зеленым сукном.