Русский храм. Очерки по церковной эстетике

Вот, например, 17-й Псалом. В нем есть образ, сразу приковывающий к себе наше внимание, – и как раз в силу его кажущейся зримости. Псалмопевец хочет сказать, что Господь откликнулся на его молитву об избавлении от врагов; для этого он строит сложный образ, показывающий действия Бога: «И внегда скорбети ми, призвах Господа, и к Богу моему воззвах, услыша от храма святаго Своего глас мой, и вопль мой пред Ним внидет в уши Его. / И подвижеся, и трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог. / Взыде дым гневом Его, и огнь от лица Его воспламенится, углие возгореся от Него. / И приклони небеса, и сниде, и мрак под ногама Его. / И взыде на Херувимы, и лете, и лете на крилу ветренню. / И положи тму закров Свой, окрест Его селение Его, темна вода во облацех воздушных. / От облистания пред Ним облацы проидоша, град и углие огненное. / И возгреме с небесе Господь и Вышний даде глас Свой. / Ниспосла стрелы и разгна я, и молнии умножи и смяте я. / И явишася источницы воднии, и открышеся основания вселенныя, от запрещения Твоего, Господи, от дохновения духа гнева Твоего» и т.д. При чтении этого Псалма наше сознание цепляется за такие «зримые» малые образы, как «дым», «огнь», пытается «увидеть» «приклонение небес», восхождение Бога на Херувимов, «темную воду во облацех воздушных». Но в подобных попытках оно явно идет по неправильному пути, против намерения Псалмопевца, у которого в принципе не может быть установки на зримость. Неизобразимость Бога: такова ключевая «художественная» интуиция древних евреев, сопутствующая их непримиримой борьбе с идолопоклонничеством161. Поэтому нам, несмотря на все усилия, не удастся в 17-м Псалме обнаружить цельную зримую картину. Художественная «логика» Псалма не живописна, Псалом содержит целый ряд непредставимых элементов (таковы, к примеру, Херувимы), – и это не говоря уже о том, что зримость разрушается присутствием гигантского «безобразного» «Икс» – Самого Бога, летящего на помощь Давиду. То же самое мы имеем и в других Псалмах, содержащих вроде бы природные образы. Нас восхищают стихи 103-го Псалма о сотворении мира, кажущиеся живописными: «Господи Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и в велелепоту облеклся еси. / Одеяйся светом яко ризою, простираяй небо яко кожу»; или же очень смелые олицетворения из 97-го Псалма: «Реки восплещут рукою вкупе, горы возрадуются, / От лица Господня, яко грядет, яко идет судити земли, судити вселенней в правду, и людем правостию», – в также из Псалма 113: «Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять, / горы взыграшася, яко овни, и холмы, яко агнцы овчии». Все эти образы мы бессознательно воспринимаем, как если бы мы встретили их в светской поэзии. К счастью для нас, подобных квазизримых образов в Псалтири немного. Вообще, большая Библии для нашего восприятия предельно трудна, и именно недоступность слова Священного Писания побуждает нас к пересмотру нашего собственного душевого устроения. Не то, что библейская поэзия какая-то темная, несовершенная, а это мы сами, наше сознание и наши чувства, искажены и помрачены. Задача наша в том, чтобы приблизить наш душевный строй к библейскому, переживая современное свое состояние как ложное. «Непонятность» Библии и церковной поэзии может стать мощным орудием перестройки нашего внутреннего человека. И если довериться этой словесной стихии, не сопротивляться ее воздействию, то она своей духовной силой будет воздействовать на наш больной дух, исцеляя его, выпрямляя, делая доступным для спасительного Божия вмешательства.