– Жизненная судьба Михаила Шолохова прошла через кручи и топи: ленинский разор, сталинский военный бивак, слякоть хрущевской «оттепели», пресловутый брежневский застой – и конец на самом исходе застоя. Он спасался от внешних наваждений тем, что играл в быту роль деда Щукаря. Партия и весь советский народ его дружно за это обожали, а они тогда были действительно едины. Интеллигенция морщилась, но так ей положено по призванию. Отсюда и столько пересудов. Но не только отсюда. Шолохов отлично понимал, кто такие «враги народа», а они в свою очередь тоже догадались, что он их понимает. За то его не очень любили и любят.
…Помню, как в послеблокадном Ленинграде разбирали завалы вокруг Медного всадника – осенью 1941-го его заложили мешками с опилками (кинохроника события, к счастью, сохранилась). И вот из горы вонючей грязи проступил божественный силуэт Петра! Сделаем же выводы: любое творение рук людских можно погубить тремя способами: во-первых, уничтожить, во-вторых, завалить опилками (грязью). Но есть и третий способ, самый наиковарнейший. Вспомним Шекспира: Ричард III своего соперника герцога Кларенса утопил в бочке с благороднейшим вином – мальвазией. А если утопить в сладкой и тягучей патоке, это как?
«Тихий Дон», как и Эверест, уничтожить невозможно. Но можно завалить вершину грязью. Или патокой залить. Так вот Шолохова и память о нем давно уже пытаются полить и грязью, и патокой в равной мере. Поэтому дал бы совет: возьмите «Тихий Дон», присядьте вдали от еврейского «телика», сосредоточьтесь, начните и… не оторветесь. Не раз придется заплакать, но не страшитесь, то слезы очищения.
А до тех пор книг о Шолохове не открывайте. В том числе и моих. Потом уж разберетесь сами.
– Знаем, что вы – обладатель любопытнейшей исторической коллекции, собранной за многие годы. Чем похвалитесь?
– Да, с приятностью похвалюсь, что моя коллекция российских орденов, медалей и знаков собралась довольно неплохая. Есть редкости, особенно люблю две: орден Св. Станислава второй степени (то есть «шейный») с черной эмалью, что иногда случалось только в царствование Николая I. А второй – знак участника Ледяного похода, того самого, знаменитого, корниловского, весной 1918 года, этой легенды Белой гвардии. Знак имеет номер 836, серебряный, безупречной сохранности. В 1984-м, находясь в весьма сложных обстоятельствах, я был вознагражден судьбой: случайно увидел знак у фарцовщика, который торговал всем, от икон до дубленок, а кучу разных наград он намедни выиграл в карты (шулер был) у отставного полковника. К счастью, он не понимал ценность этой редчайшей вещи и уступил мне ее буквально за пустяк (денег у меня тогда и не было). В России в частных собраниях таких знаков всего несколько штук.
Есть у меня и неплохое оружие, включая русские сабли, одна времен Бориса Годунова, другая – царя Алексея Михайловича. Приобрел в 1977-м у одессита, уезжавшего на историческую родину, вывозить такие вещи «за бугор» тогда не допускалось. Ну, тот-то был не русский простак-фарцовщик, он с меня содрал прилично, однако неизмеримо менее их подлинной цены. Теперь-то уж он бы!.. Есть у меня и парадный мундир генерал-лейтенанта артиллерии, сшитый не позднее 1913-го, с золотой нитью и эполетами. Его перемерили у меня, кажется, все известные русские писатели. И вот любопытно: надевал ли его высокий и фактурный Ганичев или щуплый Лихоносов, на всех он сидел как влитой!
Благодарен судьбе, что мне удалось собрать такое, это малая часть спасенного нашего национального достояния. Где бы оно оказалось сейчас? А ведь бывает по-всякому. Один вот русский писатель недавно переуступил музейный бюст генералиссимуса Суворова гражданину Березовскому. Тому самому.
«Все революции есть форма общественного умопомешательства»
– Сергей Николаевич, новейшая история России была настолько бурной на протяжении прошедшего столетия, за исключением, пожалуй, «благословенных лет брежневской безмятежности», что наступившая с начала нынешнего века «путинская стабилизация» воспринимается одной частью нашего общества с горячим одобрением, а другой его частью – с не менее горячими протестами. Правда, эта «оппозиционная» часть общества сегодня настолько разнородна и маргинальна, что воспринимается в народе именно как «другая Россия». Но если оставить в стороне восторги и славословия одних и гневные филиппики других, то чем бы вы объяснили серость нынешнего политического ландшафта, отсутствие, кроме президента Путина, других ярких и сильных политических фигур в стране трех революций?