Русский коммунизм (большевизм)

В своей рецензии на этот же роман, написанной в 1844 г., Белинский описывал эти события так: "Рабочий класс в Париже был искусно приведён в волнение партией среднего сословия (буржуа). В слепом, безумном самоотвержении народ не щадил себя, сражаясь против нарушения прав, которые нисколько не делали его счастливее и, следовательно, так же мало касались его, как вопрос о здоровье китайского богдыхана. Когда дело было кончено, буржуа повыползали из своих нор и по трупам ловко дошли до власти, оттеснив от неё всех честных людей. А народ, который лил свою кровь за слово, за пустой звук, что же выиграл себе этот народ? Увы! Этот народ с ужасом вскоре увидел, что его положение не только не улучшилось, но и значительно ухудшилось против прежнего".111

Гневно разоблачал Белинский распространяемые буржуазной пропагандой демагогические рассуждения о якобы равенстве перед законом всех классов буржуазного общества: "Французский пролетарий перед законом равен самым богатым собственникам и капиталистам. Тот и другой судятся одинаковым судом и по вине наказываются одинаковым наказанием, но беда в том, что от этого равенства пролетарию ничуть не легче. Вечный работник капиталиста, пролетарий весь в его руках, ибо тот даёт ему работу и произвольно назначает за неё плату. Этой платы рабочему не всегда хватает на дневную пищу, лохмотья для него и для его семейства. Хорошо равенство! И будто легче умирать в холодном подвале или на холодном чердаке с хартией, за которую было пролито столько крови. Собственник смотрит на работника, как плантатор на негра. Правда, он не может его насильно заставить работать на себя, ноон может не дать ему работу и заставить умереть с голоду".112

Когда Эжен Сю пытался доказать, что пороки буржуазного общества заключаются в плохих или ошибочных законах, Белинский указывал: "Зло скрывается не в каких-нибудь отдельных законах, а в целой системе французского законодательства, во всём устройстве общества".113

Разоблачая буржуазную филантропию Эжена Сю, Белинский соглашался, что он сочувствует бедам простого народа, но "как сочувствует - это другой вопрос. Он желал бы, чтобы народ не бедствовал и, перестав быть голодною, оборванною и частью поневоле преступною чернью, сделался бы сытой, опрятной и прилично себя ведущей чернью, а буржуа оставались бы по-прежнему господами во Франции".114

Исходя из данного анализа буржуазного общества, Белинский пришёл к выводу, что сам по себе рабочий класс, не говоря уже о народе в целом, не в состоянии добиться социального освобождения без наличия у него политической партии, возглавляемой великой личностью: "Вся будущность Франции в руках буржуазии, народ тут может играть пассивно-вспомогательную роль. Когда я при моём верующем друге сказал, что России нужен новый Пётр Великий, он напал на мою мысль как на ересь, говоря, что сам народ должен всё для себя сделать. Что за наивная, аркадская мысль! После этого отчего же не предположить, что живущие в русских лесах волки соединятся в благоустроенное государство, заведут у себя сперва абсолютную монархию, потом конституционную монархию, и наконец республику".115

На этом же основании Белинский отвергал славянофильские иллюзии утопического социализма Герцена, который считал русскую крестьянскую общину середины XIX в. исходной базой для построения социализма в России. Белинский считал крестьянскую общину не имеющей будущего, отжившей формой общественного устройства.116

Единственным средством установления социализма Белинский считал массовую народную революцию и установление революционной диктатуры или, как выражался сам Белинский, соединение социализма с робеспьеризмом".117

Необходимость использования революционной диктатуры для построения социализма была ясна Белинскому ещё тогда, когда его социализм носил утопический характер. В письме Боткину от 27-28 июня 1841 он писал следующее: "Я понял и французскую революцию. Понял и кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую нанависть ко всему, что хотело отделиться от братства с челвечеством. Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливой большую часть его, я бы огнём и мечом истребил остальную". В другом письме Боткину в апреле 1842 он писал: "Тут нечего объяснять, дело ясное, что Робеспьер был не ограниченный человек, не интриган, не злодей, не ритор и что тысячелетнее царство божие утвердится на земле не сладенькими и восторженными фразами идеальной и прекраснодушной Жиронды, а террористами - обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-Жюстов".118

Причём слово "обоюдоострый меч" означало для Белинского, что этот меч не только для буржуазии, но также и для непоследовательных революционеров.

Таким образом, Белинский в 1841-1842 гг., за несколько лет до Маркса, отбросил всякую мысль о какой-либо возможности мирного перехода к социализму без посредства народной революции и революционной диктатуры.