Читаем Русский коммунизм (большевизм) полностью

Однако, скепсис Белинского по отношению к утопическому социализму касался не только Европы. Говоря о попытках основоположников русского утопического социализма Герцена, Огарёва, Петрашевского разработать вопросы применения социалистической теории в России, Белинский отмечал, что главным вопросом в России того времени являлся не социализм, а отмена крепостного права: "Мы стали бы играть роль Дон Кихота, горячась из-за них. У себя, вокруг себя - вот где мы должны искать вопросы и их решения". Отвечая на теорию "русского общинного социализма" Герцена, Белинский указывал, что "общины были не у одних славянских племён, а у всех племён и народов".96

Осторожность Белитнского в вопросах применения социализма в России была связана с общей неразработанностью социалистической теории в то время как в России, так и в Европе, где социалистическая теория пребывала в состоянии не науки, а утопических систем и благих пожеланий.

По мере усвоения Белинским диалектического материализма, его коммунистическое мировоззрение приобретало всё более научный характер. С ним происходила та же эволюция, что и с Марксом и Энгельсом на Западе в то время.97

Сам Белинский указывал на этот процесс после ознакомления в январе 1845 с содержавшимися в "Немецко-французском ежегоднике 1844 года" статьями Маркса "К критике гегелевской философии права", "К еврейскому вопросу" и Энгельса "Наброски критики политической экономии", "Положение рабочего класса в Англии". Говоря о содержании этого ежегодника, Белинский отмечал, что несмотря на большое впечатление от статей Маркса и Энгельса, они не оказались для Белинского чем-то новым или неожиданным. В письме Грцену Белинский писал: "Кетчер писал тебе о "Ярбюхере" и что будто я от него воскрес и переродился. Вздор! Я не такой человек, которого тетрадка может удовлетворить".98

Говоря о немецко-французском ежегоднике, Белинский часто выражал сожаление, что он не может в тогдашней России выражать свои взгляды так же свободно, как и его авторы: "Я ещё принуждён жействовать вне моей натуры, вне моего характера. Природа осудила меня лаять собакой и выть шакалом, а обстоятельства велят мне мурлыкать кошкой и вертеть хвостом".99

Впрочем, несмотря на вынужденную сдержанность Белинского, содержание его политических взглядов не было тайной для его политических противников. Так, консервативный литератор князь П. А. Вяземский говорил: "Белинский был ничто иное как литературный бунтовщик, который занеимением у нас места бунтовать на площади, бунтовал в журналах".100

В феврале 1848 в политическую полицию поступило анонимное письмо, в котором указывалось, что "Белинский всегда обращал на себя внимание резкостью суждений, в его сочинениях есть что-то похожее на коммунизм, а молодое поколение может от них сделаться вполне коммунистическим".101

Об этом же, только с противоположной стороны, писал Чернышевский: "Тысячи людей стали людьми благодаря ему. Целое поколоение воспитано им".

Раскрывая вопрос о происхождении теории и практики научного коммунизма, Белинский считал его неизбежным и закономерным порождением исторического развития человеческого общества, и прежде всего его будруазной стадии: "Не спешите обвинять наш век, правда, он торгаш, спекулянт, разжившийся всеми неправдами, но он очень умён и, что мне больше всего нравится в нём, очень верен себе, самому себе, логически последователен. Он, видте ли, лучше своих предшественников смекнул, на чём стоит и чем держится общество, ухватился зап принцип собственности и развивает его до последних следствий, каковы бы они не были. Из старой морали он удержал только то, что пригодно ему как полицейская мера. Чудный век! Нельзя нахвалиться им! Потому что открытая им великая тайна теперь уже не тайна не для одних капиталистов, живущих чужим трудом, но и для тех, которые на них трудятся, и они уже знают, на чём мир стоит".102

Эти мысли Белинского перекликаются с вышедшим незадолго до его смерти "Манифестом коммунистической партии" - о том, что буржуазия сама создаёт своего могильщика - пролетариат, и то, что Белинский назвал "великой тайной, открытой 19-м веком" - есть осознание того, что власть принадлежит тому, кому принадлежит собственность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза