Тогда же он, как и остальные мужчины, восторженно приветствовал появление десятка стройных красоток, непринужденно влившихся в их тесную компанию. Откуда-то появилось шампанское. Алекс вместе со всеми стоя выпил за дам. Он уже основательно нагрузился спиртным и только поэтому смешал такие разные напитки, как коньяк и шампанское. Алексу уже было все равно. Он ласково обнимал длинноногую красавицу с вполне европейским именем Диана. Других подробностей о девушке ему узнать не удалось. Единственный мужчина в компании, понимавший английский язык, на все просьбы Бушмена о помощи отвечал странным восклицанием:
– Хенде хох!
При этом он заливался громким смехом, радуясь собственному остроумию.
Потом стало не до разговоров. Заиграла громкая музыка, и девушки исполнили коллективный стриптиз с элементами акробатики. Самая крепкая из девушек играла роль опоры, а самая маленькая вскарабкалась ей на плечи и станцевала танец живота. Оставалось только удивляться, как она при этом не рухнула на пол.
Что было дальше, Алекс помнил смутно. В памяти запечатлелось только, как они дружно высыпали на улицу запускать фейерверк, а несколько мужчин, раздевшись догола, купались в озере. А еще он помнил, как медленно поднимался по лестнице, а девушка то ли обнимала его, то ли поддерживала твердой рукой.
Проснулся Бушмен от дикой головной боли. Рядом лежала обнаженная девушка, но Алекс очень сомневался, что ночью дело дошло до секса. Увидев, что американец открыл глаза, девушка ласково поинтересовалась:
– Небось хреново после вчерашнего? На, дерни стопарь, полегчает.
Алекс не понял ни слова, зато увидел рюмку и почувствовал запах спиртного, от которого его едва не стошнило.
– No, по! – слабо замахал он рукой и потянулся за сумкой.
Учитывая свое кошмарное состояние, он бросил в бокал с минеральной водой сразу две таблетки и выпил судорожными глотками. Через десять минут к Алексу начали возвращаться краски жизни. Он решил наверстать упущенное и привлек к себе девушку, но тут снизу донесся взрыв хохота. Бушмену стало любопытно. Знаками приказав девушке оставаться на месте, он быстро оделся и спустился вниз. За столом Алекс увидел всю вчерашнюю компанию. Мужчины дружно выпивали и закусывали. Судя по их жизнерадостному виду, алкоголь действовал гораздо лучше патентованных американских таблеток. Но у Алекса не было никакого желания испытывать на себе такого рода лекарство. Тихо, стараясь, чтобы его не заметили, он развернулся и стал подниматься наверх, к ожидающей его девушке.
Глава 13
Кроме Рублева с Подберезским, в мини-вэне сидели трое ребят, знакомых Борису еще по войне в Афганистане, когда они безусыми юнцами пришли в его батальон. Сейчас это были солидные мужчины, и некоторые из них сами имели сыновей призывного возраста.
Все слушали рассказ Николая Круглова, недавно вернувшегося из родной деревни:
– Я в прошлом году там отдыхал, и меня попросили помочь археологам. Те хотели свалить пятнадцать гектаров леса недалеко от берега реки. Я начал было возражать. У нас и так лес валит кто ни попадя, скоро весь изведут под корень. А мне говорят, что я напрасно упираюсь и скоро моя деревня прославится на весь мир благодаря уникальным археологическим открытиям. Тогда я согласился, взял бензопилу и неделю отдал нашей славной российской науке. Честно скажу, я не ожидал, что археологи окажутся такими памятливыми. Ведь год прошел. Я только хотел полюбопытствовать, удалось ли им обнаружить какие-нибудь интересные вещи. А меня сразу узнали, пригласили вечером в избу, где остановился руководитель экспедиции.
– И он подарил тебе испанский золотой дублон, – шутливо вставил Подберезский.
– Дарить он мне ничего не стал, зато показал массу фотографий ценных находок. Оказывается, рядом с нашей деревней произошла решающая битва русских и татар перед походом Батыя на Русь. Вернее, на стороне русских принимали участие многие другие народы, но я запомнил только булгар. По масштабу она сравнима с Куликовской.
– Ну, это ты загнул, – немедленно отреагировал Комбат. – Извини, Коля, я уважаю твои родные места, но мне вспоминается поговорка «Всяк кулик хвалит свое болото». О Куликовской битве все знают, а о твоей – никто.