Впрочем, он знал ответ на этот вопрос. Произошла обычная бандитская разборка. Добыть обличающие Спрайта показания у противоборствующей стороны было чрезвычайно сложным делом. Этнические группировки крайне редко идут на сотрудничество с местными правоохранителями, решая все вопросы своими силами. Сыщикам требовалось проделать огромную работу. И ради чего? Ради восстановления справедливости в бандитских кругах? Да пусть они хоть все друг друга перестреляют! А у милиционеров полно других проблем.
– Ясно. Но меня больше интересуют подельники Щеколдина, – сказал Рублев.
– Хорошо. С кого начнем – с покойников или с ныне здравствующих?
– Покойников можно отложить в долгий ящик, – невольно скаламбурил Комбат.
Черышев оценил шутку. Он громко рассмеялся, а затем уточнил:
– В ящик их без нас уложили. Ладно, двинемся по списку. Вот господин Черненко по кличке Кучер. В разборке с азербайджанцами получил тяжелое ранение, остаток жизни проведет в инвалидной коляске.
«Тот самый тип с лошадиной кличкой», – подумал Комбат, вспомнив Уколова.
– Идем дальше. Некто Мокрецов по кличке Мокрица. Этому повезло гораздо больше, из разборки вышел целым и невредимым. Сейчас взялся за ум, работает охранником в солидной иностранной компании.
– Как бы не так! – едва сдержал восклицание Борис, увидев на фотографии знакомую физиономию.
Мокрецов был одним из боевиков, охранявших его и Шмелева в подвале!
– У тебя есть адрес этого перевоспитавшегося? – спросил Рублев.
– Конечно, – Черышев что-то быстро черканул на бумажке. – Я не спрашиваю, зачем тебе это надо, Борис, но если потребуется моя помощь – звони.
– Буду иметь в виду, – сказал Комбат.
Он часто получал такого рода предложения, но ни разу не воспользовался ими.
Глава 26
– Софочка, подай мне, пожалуйста, грибочков!
– Ой, папа, зачем вам такая тяжелая еда с вашей печенью?
– Доченька, зачем напоминать о печени в наш маленький семейный праздник. Я и так думаю о ней все остальные дни, – возразил Наум Моисеевич Трахтенбек и протянул тарелку.
Сегодня исполнился ровно год со дня свадьбы дочери. Год счастливой жизни, которому предшествовали несколько лет внешне деликатной, но ожесточенной борьбы. Софочка хотела замуж. Трахтенбек хотел своей дочери счастья. Как выяснилось, в подавляющем большинстве случаев эти вещи были несовместимы. Глупая дочь выбирала кандидатов по таким малосущественным признакам, как привлекательная внешность и веселый нрав. Она игнорировала имущественное положение и служебные перспективы потенциальных мужей. А те, как назло, поголовно оказывались голодранцами. Наум Моисеевич мягко, но решительно указывал дочери на ее заблуждения. В семье назревал грандиозный конфликт с непредсказуемыми последствиями. И тут очень вовремя подвернулся Лева. Да, внешность очередного жениха подкачала, зато он работал менеджером среднего звена в топливно-энергетической компании. Софочка малость покочевряжилась, но уступила настойчивым уговорам родителя. Тем более время поджимало. Благодаря затяжному спору отцов и детей возраст Софочки угрожающе приблизился к тридцати годочкам. Ей надо было срочно замуж.
И вот прошел год после свадьбы. Судя по наблюдениям Наума Моисеевича, молодые выглядели довольными. Ну, Лева, тот с самого начала обожал свою очаровательную женушку. Но и Софочка примирилась с навязанным ей супругом, о чем свидетельствовал наметившийся животик. Трахтенбек мог вздохнуть свободно: его дочери не доведется пережить тех испытаний, которые выпали на долю ее родителей.
Много лет назад Наум Моисеевич играл в симфоническом оркестре. Зарплата была вполне сносной, поскольку оркестр дотировался советским государством. Благодаря музыке Трахтенбек познакомился со своей будущей женой, чью красоту унаследовала дочь. Девушка была влюблена в классическую музыку, и это чувство перенеслось на энергичного скрипача-виртуоза. Наум Моисеевич был старше своей избранницы на десять лет, что не помешало счастливому браку.
Проблемы начались в разгар перестройки, под конец восьмидесятых. Оркестр сняли с государственного довольствия, пустив в свободное плавание. Хотя какое там к черту плавание! Оркестр пошел ко дну, даже не выйдя из гавани. Публика и раньше не больно жаловала классическую музыку. А когда у людей стало едва хватать денег на дешевую еду, зрителей в зале частенько оказывалось меньше, чем исполнителей. Музыканты начали разбегаться, искать другую работу. Самые талантливые подались на Запад, где высоко ценились русские виртуозы. Остальные, как могли, устраивались на Родине. И тут Науму Моисеевичу сказочно повезло. Один его дальний родственник еще в советские времена был известным в узких кругах цеховиком. К развалу Союза у него скопился изрядный капитал. Вспомнив о Трахтенбеке, родственник купил ему студию звукозаписи. И вовсе не потому, что у цеховика с раннего детства засела страсть к благотворительности. Просто слухи о грядущей денежной реформе заставили его избавиться от накопленного рублевого капитала. Трахтенбеку оставалось только грамотно распорядиться полученным даром.