Читаем Русский космизм. Антология полностью

Впрочем, скептицизм современного читателя относительно проектов русского космизма может иметь не столько онтологический, сколько политический характер. Ведь именно: эти проекты рисуют общество будущего централизованным, коллективистским и иерархически организованным. Во главе этого общества стоят ученые и художники, определяющие его организацию и его цели. Подобного рода центральное планирование представляется сегодня политически скомпрометированным. Современными массами овладела идея, согласно которой мотором прогресса является конкуренция частных интересов. Но здесь снова общественная мысль останавливается на полпути. На практике конкуренция только тогда хороша, когда в ней участвуют немногие, а большинство населения из нее исключено. Если же большинство населения включается в конкуренцию, то каждый начинает заботиться о том, чтобы планы всех других провалились. Развитое общество конкуренции, в котором участвует все население, неизбежно принимает форму борьбы всех против всех. Космизм предлагает солидарность и участие в коллективном проекте в качестве альтернативы обществу всеобщей конкуренции. Насколько политическая программа космизма реалистична в наши дни, трудно судить. Сегодня она реализуется, пожалуй, только во внутренней структуре крупных корпораций, типа Google и Apple, которые, однако, продолжают оперировать в конкурентной среде.

В своем первом манифесте (1922) представители партии биокосмистов-имморталистов, имевшей корни в русском анархизме, писали: «Существенными и реальными правами личности мы считаем ее право на бытие (бессмертие, воскрешение, омоложение) и на свободу передвижения в космосе (а не мнимые права, провозглашенные в декларации буржуазной революции 1789 г.)»[5]. Один из ведущих теоретиков биокосмизма Александр Святогор подверг фундаментальной критике классическую доктрину анархизма, указав, что, для того чтобы обеспечить право каждой личности на бессмертие и свободу передвижения в космосе, необходима централизованная власть[6]. То есть Святогор рассматривает бессмертие одновременно как цель и условие будущего коммунистического общества: ведь истинная общественная солидарность возможна только среди бессмертных; невозможно до конца избавиться от частной собственности, пока каждый живущий владеет своим частным отрезком времени. Бессмертие – высшая цель каждой личности. Поэтому личность всегда будет верна обществу, если общество сделает бессмертие своей целью[7]. В то же время только такое тотальное общество сможет дать своим гражданам возможность жить не только вне временных границ, но и вне границ пространственных: коммунистическое общество бессмертных будет также «интерпланетарным», то есть займет собой все космическое пространство. Святогор пытается отличить свои взгляды от взглядов Федорова, называя последнего старомодным и даже архаичным, потому что, как считает Святогор, Федоров чрезмерно подчеркивает, что всех людей объединяют родство и братство[8]. Но в то же время сходство между проектом Федорова и программой биокосмистов более чем очевидно. Хотя идея космоса как места бессмертия имеет свое происхождение в христианстве, она является наиболее последовательным отрицанием религии. Для победы над религией недостаточно сказать, что бессмертия нет и запретить людям стремиться к бессмертию. Концепция технического воскрешения может быть понята как последний шаг в процессе секуляризации, ибо секуляризация остается лишь частичной, покуда она только отрицает, ограничивает и аннулирует те надежды, желания и требования к жизни, которые формулирует религия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука