Русский купидон

Макс позволил себе усомниться в том, что Элеонора и папа Карло могут считаться коллегами, на что Элеонора остроумно ответствовала, что среди ее клиентуры попадаются либо отъявленные чурбаки, либо пни с малюсенькими сучками, так что с папой Карло они даже могут создать профсоюз. Оба засмеялись, и некоторое время все шло просто замечательно — Элеонора хватала Макса за колено, а Макс игриво толкал Элеонору в крутое бедро. А потом растворились двери и на пороге ресторана «Березовая опушка» появилось Чудо.

Павел Сергеевич Мячиков предстал во всем блеске своей величественной красы. Белоснежная парадная форма отчасти напоминала маршальский мундир, тулья фуражки взмывала к небу куда надменнее, чем у офицеров ВВС, сапоги блестели черным лаком (и воняли натуральным дегтем), а кобура мужественно хлопала по тугому мячиковскому заду. Лицо у Паши было суровое и горделивое одновременно — с одной стороны, под руку его держала красавица Ленка Синельникова, с другой — в скором времени предстояло снимать фуражку, а это совершенно точно снизит эффект….

Эффект снизился еще раньше, потому что при виде хохочущего Макса Мячиков застыл на месте и зеркальная дверь тут же больно ударила его под зад. Что же до красавицы Синельниковой, то она впилась в Пашину руку ногтями, так что он даже зашипел от неожиданности.

А мерзавец Сухомлинов нахально облапил неведомую и нездешнюю, но явно разгульную девицу за практически обнаженные бедра и приветственно взмахнул рукой.

— Кого мы видим! Краса и гордость Кулебякинского ОВД! Мое почтение, Елена Васильна! Ваш новый ухажер вам необыкновенно идет. Вам вообще бордовый к лицу… Элечка, знакомься: это Елена Васильна Синельникова, шеф-повар, так сказать, нашего телевидения… в кабельном масштабе. Это — старлей Мячиков, Павел Сергеевич. Господа, а это Элеонора, она же Эля, она же Нора, девушка очевидных достоинств…

Лена Синельникова испепелила Макса взглядом серо-зеленых глаз и покрепче ухватила оцепеневшего Мячикова под руку.

— Надеюсь, через полчасика вы закончите, Максим Георгиевич? Мы хотели бы поесть горячего, но вы, вероятно, еще не до конца продемонстрировали свое красноречие…

Макс слетел с высокого табурета и покрепче прижал Элеонору к себе.

— А у меня чудная мысль! Что это мы в дверях торчим? Элечка вот впервые в Кулебякине, она должна познакомиться с нашей кухней. Мячикову надо худеть. А нам с вами, Елена Васильна, как ДОБРЫМ СОСЕДЯМ, сам бог велел провести этот вечер вместе… Одним словом, поужинаем вчетвером! Я угощаю.

И повел, подлец, свою гибкую Элеонору, одновременно увлекая за собой и Мячикова, слишком ошеломленного, чтобы сопротивляться такому напору. Лена Синельникова осталась практически одна и дрожащим от ярости голосом провозгласила на весь ресторан:

— Я на минуту вас покину — попудрю носик. Если это еще кого-то интересует, конечно.

Элеонора благожелательно махнула Лене рукой с кроваво-красными когтями.

— Не, нам фиолетово, дорогуша. Давай в дабл, а Максик пока закажет аперитивчик. Ага, Максимка?

— Ага, моя радость.

Лена пулей кинулась из зала. Едва она скрылась из виду, Макс ловко передвинул стулья так, что Павел Сергеевич Мячиков оказался запертым в самом дальнем углу стола, после чего устремился за Ленкой, на ходу прошипев Элеоноре:

— Задержи его, с меня пол-литра.

Элеонора понимающе хмыкнула и мгновенно пересела поближе к малиновому от усилий Мячикову, подобно Лаокоону, выдирающемуся из плюшевых объятий кресла. Чарующий хриплый голос заставил Павла Сергеевича без сил опуститься на место, после чего он вдруг почувствовал живой интерес к происходящему. У наглой девахи декольте было умопомрачительным, а ноги — ноги почему-то очень хотелось погладить. Даже, может, и похлопать…

11

Макс ворвался в дамскую комнату, и Синельникова у раковины тут же приняла позу застигнутой насильниками одалиски.

— Что ты здесь делаешь, бесстыжий! Это дамский сортир…

— Сортир дальше, здесь умывалка и курилка. И потом здесь никого нет!

— Здесь есть я!

— Отлично, тебя-то мне и надо.

С этими словами вероломный и растленный Сухомлинов сгреб Синельникову в объятия, приподнял над полом и посадил прямо на мраморный столик под зеркалом. Как-то само собой получилось, что сама Лена, вместо того чтобы дать Сухомлинову по голове сумочкой, неожиданно обхватила ногами его талию, а руками обвила шею, и они начали увлеченно и бурно целоваться, а когда останавливались, чтобы набрать воздуха, — ругались.

— Я сейчас… вызову… охрану, чтобы тебя…

Пауза.

— … вывели!!!

— Ленка, ты же вся уже горячая…

— Прекра…

Пауза.

— Макс, я не могу… я хочу сейчас…

— Веди… себя… прилично… Сухомлинова…

Пауза.

— Черт бы подрал… того… кто придумал… колготки…

— Не ругайся… Лена…

Пауза.

Юбка Лены задралась практически до самой шеи, колготки давно пришли в полную негодность, а Макс Сухомлинов уже жадно целовал ее обнаженную грудь, сдержанно постанывая от собственных страданий. Потом Лена начала судорожно расстегивать на нем брюки, и от безобразной с точки зрения общественного порядка сцены совокупления на мраморном столе дамскую комнату ресторана спасло лишь вмешательство извне.