Русский лабиринт (сборник)

Камиль остановился у билетных касс Казанского вокзала. Завтра у него начинался отпуск, и Камиль твердо решил съездить на родину, в Казань, провести хотя бы одну летнюю неделю среди родни. Московская жизнь, затягивая в свой водоворот пациентов, неумолимо затягивала туда же и их врачей. Камиль не видел своих родителей уже два года, недавно со службы, а еще точнее – из Афганистана, вернулся племяш, сын материной сестры, его невеста Люсия его дождалась – скоро ожидалась свадьба. Его очень ждали в Казани, а разве не тянет людей больше всего туда, где их ждут? Камиль взял билеты без стояния в шумной и злобной очереди – директор вокзала был хорошим знакомым одного его пациента. Все складывалось удачно, Камиль вышел с вокзала, потрогал свою капитанскую бородку и улыбнулся теплому летнему дню. Хотелось даже что-то насвистеть, какую-нибудь незатейливую мелодийку из новой эстрады, которую в народе стали полупрезрительно называть «попсой». В этот момент Камиль почувствовал что-то на своем затылке, какую-то тяжесть, как будто в него целился снайпер. Камиль медленно повернулся – на него со ступенек вокзала в упор смотрел нищий калека – вместо левой ноги к культе была привязана грубая деревяшка. Молодой мужчина был одет в поношенные брюки неопределенного цвета, на потертом пиджаке отсвечивала какая-то медаль. Перед ним лежала шапка, очевидно, для милостыни. Какая-то женщина бросила в нее горсть монет, но калека не отвел глаза от Камиля, не поблагодарил женщину и не перекрестился, как делали почти, все, как бы прибавляя к собственной благодарности Божью. Камиль почувствовал себя неловко, потрогал себя за бороду и невольно сузил глаза – нищий смотрел на него с каким-то вызовом. Врач-психолог понял, что его беззаботность вызывала в калеке неосознанное озлобление, и быстрым шагом пошел к машине. Камиль не мог видеть спиной, но отчего-то был уверен, что калека усмехнулся.

На следующий день Камиль чуть не опоздал к поезду – такси (свою машину на время долгой отлучки разумные люди оставляют в гараже) попало в вечную пробку на Волгоградском проспекте. Водители ругались, орали друг на друга, в воздухе, смешавшись с бензиновыми парами, растекалось озлобление.

– Озверел народ совсем, – вздохнул пожилой таксист, – это еще пробка не тяжелая. Что дальше с людьми будет?

Камиль грустно улыбнулся. Он представлял себе, как никто другой, к чему приводит людей злоба. Борьба за выживание начала уже приобретать какой-то зоологический оттенок, расчеловечивая людей. Государство самоустранилось от социальных проблем, бросив своих граждан на произвол судьбы, причем врало им в открытую со страниц газет и телеэкранов. Правительство охраняло только свою власть и ничего, кроме брезгливости, у народа не вызывало. Все стали равны – но не перед законом, а беззаконием. Все решали организованные «братки», милиция сама их опасалась. Распад души могла бы остановить только религия, вернее сказать, вера. Но христианство, особенно православие, призывало к многотерпению в земном мире, характера обязывающего закона не имело. Сколько чужих душ нужно сломать, чтобы понять, что пора спасать свою. Коран же был намного конкретнее, чем Новый завет. «Горе всякому хулителю и обидчику, который копит состояние и пересчитывает его, думая, что богатство увековечит его», – вспомнился Камилю аят из суры «Аль-Хумаза». А Христос обошелся притчей об игольем ушке, через которому богачу, как верблюду, не пролезть в загробное царство. Теологические размышления прервал резкий толчок – кто-то въехал в них сзади. Пока водители препирались, Камиль то и дело смотрел на часы – до отхода поезда времени оставалось совсем немного. По уму, надо было бы выйти из такси и искать попутку, не очень, правда, хотелось открывать багажник, вынимать чемодан и сумку, но опоздать хотелось еще меньше. Камиль вышел из машины. Водитель, въехавший в них сзади, молодой парень, орал на таксиста.