Русский легион Царьграда

– Уххожу – кх – своим – пре… – и вытянувшись всем телом, затих. Мечеслав осознал: Орм ушел, ушел навсегда! В голове русса зашумело, застучало, сознание помутилось.

– А-а-а-а! – закричал он не своим голосом. Выхватив из ножен дар Орма, нож, с которым никогда не расставался, бросился на ивера с закрученными вверх усами.

– А-а-а-а! – раздались голоса, и все русское воинство, все шесть тысяч, оружно и без, поднялись против иверов. Дрались ножами и тем, что попадалось под руку, но вскоре в дело пошли мечи, копья, секиры. Иверы, не ожидая такого натиска, отважно сопротивлялись, но вскоре побежали, покидая свой лагерь. Теперь их преследовали и ромейские воины, присоединившиеся к варангам. Мечеслав бежал с ножом в руке, с обезумевшим выражением лица, по пояс обнаженный, перепачканный кровью, он настигал одного за другим убегавших людей, ломал их сопротивление и убивал, убивал, убивал, нанося колющие и режущие удары, поражая человеческую плоть ножом, пуская в ход ноги и кулаки. Убивал, пока вдруг не остановился, наткнувшись на распростертое тело. Перед ним лежал Коста, голова его была пробита, остекленевшие, не видящие белого света глаза будто с упреком глядели прямо на Мечеслава; около него лежала чинчила, из которой тонкой струйкой вытекало вино. Как оказался здесь ивер, Мечеславу узнать было не суждено, но вид человека, с которым совсем недавно он пил вино, мирно разговаривая, отрезвил помутившийся разум русса. «Это вино делал мой отец, я взял его с собой в поход, чтобы выпить с хорошим человеком», – раздались в голове Мечеслава слова Косты. Он пал на колени у тела молодого ивера, горестные рыдания вырвались из его груди. В припадке ярости стал со злобой втыкать нож в землю, будто она была виновата в том, что случилось. Нет, это себя, себя он пронзал ножом, это по его, по его вине погибли люди!

– Будь ты проклят бог войны! Сколько? Сколько тебе надобно крови человеческой?! – неистово повторял Мечеслав но вскоре, обессилев, затих. Перед его глазами всплыли воспоминания давно прошедшей битвы, когда два войска сошлись и сраженье закипело по обеим берегам мелководной реки. Мечеслав до сих пор помнил эту ставшую красной от крови воду, обезображенные трупы и части тел, плывущие по течению.

Мечеслав очнулся, поднялся на ноги и побрел к лагерю, отрешенно глядя перед собой.

Вдруг он увидел Злата, собирающего монеты и драгоценные изделия, рассыпавшиеся из его кошеля во время схватки. Взгляд Мечеслава остановился на золотой ящерке с зелеными камешками вместо глаз. Это была та самая ящерка, что Орм подарил Сахаману. Теперь все встало на свои места, Мечеслав знал, кто предатель, кто выдал Стефана и убил Сахамана. Злат поднял голову, заметил, куда смотрит Мечеслав, схватил украшение и быстро сунул в кошель:

– Вот, чуть богатства свои не растерял.

Мечеслав, сдержав гнев, молча пошел дальше, туда, где лежал его побратим Орм. Его надо было похоронить.

* * *

Орма не стало, в сырой земле покоилось его тело, похороненное по христианскому обычаю, но не содеяно еще было дело, задуманное им при жизни. Теперь это должен был свершить один Мечеслав.

– Ну что, друже Злат, проводишь ли ты меня? – спросил Мечеслав.

– Отчего же не проводить друга доброго! Только зачем ты собрался войско покинуть? Ведь отдавали под твою руку дружину Ормову. Али по невесте своей затосковал?

– Дружина Ормова теперь твоя будет, ты же давно желал большим человеком стать. Войско же покидаю оттого, что невмоготу более проливать кровушку людскую! Нетопырь, и тот крови напивается. Все, наратился вдосталь! – промолвил Мечеслав. – Собирайся, Злат, пора, – добавил он.

Солнце поднялось высоко над землею, когда всадники, отъехав от лагеря, свернули с дороги в заросшую низкорослыми деревцами и кустарником ложбину.

– Ты это куда, далее дороги нет?! – спросил Злат Мечеслава. – Надобно было другим путем ехать! Али так короче?

– А потому я так поехал, чтобы не смогли меня вернуть назад в войско по твоему извету! – произнес гневно Мечеслав.

– Да ты что такое молвишь! – возмутился Злат, но, получив удар в лицо, упал с коня наземь. – Ах ты, пес! – крикнул он, вставая. Утерев разбитый нос, выхватил из ножен клинок. Мечеслав спрыгнул со своего вороного, обнажив меч, изготовился к бою.

– Нет, это не я пес, это ты пес, но даже псом назвать тебя не можно, оттого что псы верностью отличны, а ты змей подлый – гад! Изменил и другам своим, и братству воинскому, и Руси! Все продал ты за монеты и сам продался ромеям, дабы доносить о братьях своих по оружию. Это ты предал Стефана, это ты лишил живота Сахамана! Ящерка-то золотая, Ормом Сахаману даренная, выдала тебя. Сгубила жадность.