Русский Лондон

Несмотря на многолюдство и тесноту, всегда на улицах соблюдается строгий порядок; никогда не слыхать ни шуму, ни ссор, все народонаселение Лондона как будто немое. Даже экипажи, превосходно повешенные на горизонтальных рессорах, катясь по гладкой мостовой, вовсе почти не стучат. Зато лондонская полиция может считаться образцовой. Она очень немногочисленна, но дело не в числе: так называемый полисмен есть человек, выбранный из людей, известных своею честностью, рассудительностью. Он имеет особый мундир (синий), круглую шляпу, в руке у него маленькая палочка – знак его власти. Эти люди находятся на всех улицах и всех больших перекрестках. Народ имеет к ним большое уважение и беспрекословно слушается их. Мы привыкли считать всякого англичанина оригиналом, чудаком, но я уверяю, что в самом Лондоне вы редко найдете чудаков, едва ли чаще, чем в других городах Европы. Костюм, походка, физиономии, манеры – правда, все сохраняет какой-то особый отпечаток, но во всем этом нет ничего смешного и уродливого. Женщины лондонские тоже совершенно отличаются от других. Они одеваются без вкуса, манеры и походка не так грациозны, как у француженок. Но и в Лондоне часто встречаете очень красивых женщин, и даже есть многие, которые полагают, что нигде более, чем в Лондоне, нельзя найти прекрасных женщин.

Несмотря на серьезный и степенный характер англичан, нельзя сказать, чтобы Лондон отличался нравственностью. Я не знаю города, где бы разврат был так открыт, публичен. Всякий удивится, если я скажу, что нигде нет в этом отношении более приличий, чем в Париже: там полиция строго наблюдает за публичными женщинами, которые показываются вечером только в малых улицах, но никогда на бульварах или в Пале-Рояль. Напротив того, в Лондоне в сумерках нельзя пройти по лучшим улицам: на Риджент-стрит, Пиккадили, Стрэнд…

А. С. Хомяков

Письмо об Англии

Любезный друг!

Известное дело, что достопочтенный Беда говорит об Англосаксах идолопоклонниках, что они должны отрекаться от Чернобога и Сибы. Егингард называет Белбога в числе Саксонских богов. Итак, стихия Славянская в приморских Саксонцах не подвержена сомнению. Но в котором из их племен можем мы ее найти? Коренные Саксы – бесспорные Германцы с примесью Скандинавской. Юты также Германцы, может быть с примесью Кимврской. Остаются Варны и Англы. И те и другие, повидимому принадлежат Славянским семьям; но Англы важнее Варнов и, следовательно, могли сильнее действовать на религию всего Саксонского союза и на его общественный быт, давая ему своих богов, давая его начальникам Славянское название Вледик (или Владык) и вводя в обычай – Славянский суд целовальниками или поротниками, т. е. присяжными. Англы перешли, как известно, из Померании, т. е. из Славянского поморья в Тюрингию, а оттуда к устьям Рейна, откуда они переселились в Англию и дали ей свое имя. Имя это связывается весьма ясно с именем царственного рода Инглингов или Енглингов (Енгличей), потомков Фрейера, бога при-Донского, от которого вели свой род Енгличи Скандинавские, так же как и князья Англов в Англии, называя его Ингви, Ингин или Ингиуни (Ингви Фрейр по Ара Фроде и Снорро). И так, в имени Инглинг, Енглинг или Англинг (Енглич или Англич) мы находим только носовую форму славянского племенного имени Угличей (также как слово Тюринг совпадает со словом Тверич).

Так думал я прошлого года в Остенде, где приятно делил время между купаньем, шатаньем по бесплодным дюнам, пистолетной стрельбой и беседой с русскими приятелями. Надобно же посетить землю Угличан, иначе англичан, которая так близка к Остенду.

Был теплый июльский вечер. После чаю пошел я гулять по городу. Часов в 10 зашел в кофейную и вижу, что в 12 часов ночи отходит в Англию Тритон, лучший из пароходов, содержащих прямое сообщение Остенда с Лондоном. Я поспешил домой, сообщил это известие всей моей компании, и после очень короткого совещания решено было ехать. Полчаса сборов, да полчаса ужина, – и в половине 12-го отправились мы, большие и малые, на пристань. Гоголь нас проводил до пристани и пожал нам руку на прощанье. Без четверти в 12 были мы на пароходе в 12 часов, заворчал котел, завертелись колеса, и мы пошли.

Едва тронулись мы с места, как от колес парохода, и от его боков, и позади его, побежали огненные струи. Это была игра морской фосфорности. Она уже была мне известна по другим морям и не раз веселила меня в Остенде во время ночного прибоя, но никогда не видал я ее в таком блеске: матросы говорили, что нам особенное счастие…