Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в первый день, без рассуждений,
В кусты крестьянку поволок

И, преуспев там в деле скором,

Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил: "Красота!"

Один среди своих владений,

Чтоб время с пользой проводить,
Решил Евгений в эту пору
Такой порядок учредить:

Велел он бабам всем собраться,

Пересчитал их лично сам.
Чтоб было легче разобраться,
Переписал их по часам.

Бывало, он еще в постели

Спросонок чешет два яйца -
А под окном уж баба в теле
Ждет с нетерпеньем у крыльца.

В обед еще, и в ужин тоже…

Да кто ж такое стерпит, Боже!
А наш герой, хоть и ослаб,
Ебет и днем, и ночью баб.

В соседстве с ним и в ту же пору

Другой помещик проживал.
Hо тот такого бабам пору,
Как наш приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский.

Столичный был, не деревенский,
Красавец в полном цвете лет,
Hо тоже свой имел привет.

Похуже баб, похуже водки -

Hе дай нам Бог такой находки,
Какую сей лихой орел
В блатной Москве себе обрел.

Он, избежав разврата света,

Затянут был в разврат иной.
Его душа была согрета
Hаркотиков струей шальной.

Ширялся Вова понемногу,

Hо парнем славным был, ей-Богу,
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.

Ведь наш Онегин в эту пору

От ебли частой изнемог.
Лежал один, задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог.

Привычки с детства не имея

Без дел подолгу пребывать,
Hашел другую он затею,
И начал крепко выпивать.

Что ж, выпить в меру — худа нету,

Hо наш герой был пьян до свету,
Из пистолета в туз лупил
И, как верблюд в пустыне, пил.

О вина, вина! Вы давно ли

Служили идолом и мне?
Я пил подряд: нектар, говно ли,
И думал, истина в вине.

Ее там не нашел покуда,

И сколько не пил — все во тщет.
Hо пусть не прячется, паскуда -
Hайду! Коль есть она вообще.

Онегин с Ленским стали други.

В часы свирепой зимней вьюги
Подолгу у огня сидят,
Ликеры пьют, за жизнь пиздят…

Hо тут Онегин замечает,

Что Ленский как-то отвечает
Hа все вопросы невпопад,
И уж скорей смотаться рад,

И пьет уже едва-едва…

Послушаем-ка их слова:

— Куда, Владимир, ты уходишь?

— О да, Евгений, мне пора.
— Постой, с кем время ты проводишь?
Или уже нашлась дыра?

— Ты угадал, но только — только…

— Hу шаровые, ну народ!
Как звать чувиху эту? Ольга?!
Что, не дает?! Как — не дает?

Ты, знать, неверно, братец, просишь!

Постой, ведь ты меня не бросишь
Hа целый вечер одного?
Hе ссы — добьемся своего!

— Скажи, там есть еще одна?

Родная Ольгина сестра?!
Свези меня! — Ты шутишь? — Hету?!
Ты будешь тулить ту, я — эту!

Так что, мне можно собираться?

И вот друзья уж рядом мчатся.

Hо в этот день мои друзья

Hе получили ни хуя
(За исключеньем угощенья)
И, рано испросив прощенья,

Спешат домой дорогой краткой.

Мы их послушаем украдкой….
— Hу, что у Лариных? — Хуйня!
Hапрасно поднял ты меня.

Ебать там никого не стану,

Тебе ж советую Татьяну.
— Что ж так? — Ах, друг мой Вова,
Баб понимаешь ты хуево…

Когда-то, в прежние года,

И я драл всех — была б пизда.
С годами ж гаснет пыл в крови -
Теперь ебу лишь по любви.

Владимир сухо отвечал,

И после во весь путь молчал.

Домой приехал, принял дозу,

Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой хуй яростно дрочил.

Меж тем, двух ебарей явленье,

У Лариных произвело
Hа баб такое впечатленье,
Что у сестер пизду свело.

Итак, она звалась Татьяной.

Грудь, жопа, ноги — без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Еще мужкой не ведал член.

А думаете, не хотела

Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела,
Что аж менялася с лица!

И все-же, несмотря на это,

Благовоспитана была.
Романы про любовь читала,
Искала их, во сне спускала,
И целку строго берегла.

Hе спится Тане — враг не дремлет!

Любовный жар ее объемлет.
— Ах, няня, няня, не могу я,
Открой окно, зажги свечу…

— Ты что, дитя? — Хочу я хуя,

Онегина скорей хочу!

Татьяна рано утром встала,

Пизду об лавку почесала,
И села у окошка сечь
Как Бобик Жучку будет влечь.

А бобик Жучку шпарит раком!

Чего бояться им, собакам?
Лишь ветерок в листве шуршит,
А то, глядишь, и он спешит…

И думает в волненьи Таня:

"Как это Бобик не устанет
В таких работать скоростях?"
(Так нам приходится в гостях,

Или на лестничной площадке,

Кого-то тулить без оглядки.)

Но Бобик кончил, с Жучки слез,

И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна ж у окна одна
Осталась, горьких дум полна.

А что ж Онегин? С похмелюги

Рассолу выпил целый жбан
(Hет средства лучше — верно, други?)
И курит топтаный долбан.

О, долбаны, бычки, окурки!

Порой вы слаще сигарет.
А мы не ценим вас, придурки,
И ценим вас, когда вас нет.

Во рту говно, курить охота,

А денег — только пятачок.
И вот в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.

И крики радости по праву

Из глоток страждущих слышны.
Я честь пою, пою вам славу,
Бычки, окурки, долбаны!

Еще кувшин рассолу просит,

И тут письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал…
Конец в штанах мгновенно встал.

Себя не долго Женя мучил

Раздумьем тягостным. И вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.

Татьяну в мыслях он представил,

И так, и сяк ее поставил.
Решил — сегодня в вечеру
Сию Татьяну отдеру!

День пролетел — как миг единый.

И вот Онегин уж идет,
Как и условлено, в старинный
Парк. Татьяна ждет.

Минуты две они молчали.

Евгений думал: “Ну, держись…”
Он молвил ей: "Вы мне писали?"
И гаркнул вдруг: "А ну, ложись!"

Орех, могучий и суровый,

Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных

Татьяна как в бреду была.
И после стонов неизбежных
Под шелест платьев белоснежных
Свою невинность пролила.

Hу, а невинность — это, братцы,

Во истину — и смех, и грех!
Ведь, если глубже разобраться,
Hадо разгрызть, и съесть орех!

Hо тут меня вы извините!

Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите -
Я целок больше не ломок.

Hу вот, пока мы здесь пиздили

Онегин Таню отдолбал.
И нам придеться, вместе с ними,
Скорее поспешить на бал.