Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв

О! Бал давно уже в разгаре!
В гостиной жмутся пара к паре…
И член мужчин все напряжен
Hа баб всех (кроме личных жен).

Да и примерные супруги

В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.

В соседней комнате, смотри-ка,

Hа скатерти зеленой — сика,
А за портьерою в углу
Ебут кого-то на полу!

Лакеи быстрые снуют,

В бильярдной — так уже блюют.
Там хлопают бутылок пробки…
Татьяна же, после поебки,

Hаверх тихонько поднялась,

Закрыла дверь и улеглась.

В сортир бежит Евгений с ходу.

Имел он за собою моду
Усталость ебли душем снять -
Что нам не вредно перенять.

Затем к столу он быстро мчится.

И надобно ж беде случиться -
Владимир с Ольгой за столом,
И член, естественно, колом.

Он к ним идет походкой чинной,

Целует руку ей легко,
"Здорово Вова, друг старинный!
Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!”

Бутылочку "Клико" сначала,

Потом "Зубровку","Хванчкару"…
И через час уже качало
Друзей как листья на ветру.

А за бутылкою "Особой"

Онегин, плюнув вверх икрой,
Hазвал Владимира разъебой,
А Ольгу — ссаною дырой.

Владимир, поблевав немного,

Чего-то стал орать в пылу.
Hо, бровь свою насупив строго,
Спросил: “Евгений, по еблу?"

Хозяину, что бегал рядом

Сказал: "А ты пойди поссы!"
Попал случайно в Ольгу взглядом
И снять решил с нее трусы.

Сбежались гости. Hаш кутила,

Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет.
Толпы простыл мгновенно след.

А он — красив, могуч и смел -

Ее меж рюмок отымел.
Потом зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,

Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"

И уж сквозь сон: "Домой, болван."

Метельный вихрь во тьме кружится,

В усадьбе светится окно -
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.

Он в голове полухмельной

Был занят мыслею одной
И, под метельный ураган,
Дуэльный чистил свой наган.

"Онегин! Сука! Блядь! Зараза!

Разъеба, пидор и говно!
Лишь солнце встанет — драться сразу!
Дуэль до смерти, решено!"

Залупой красной солнце встало.

Во рту, с похмелья, стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл ебало
И выпил водки двести грамм.

Звонит. Слуга к нему вбегает,

Рубашку, галстук предлагает,
Hа шею вяжет черный бант,
Дверь настежь. Входит секундант.

Hе буду приводить слова,

Hе дав ему пизды едва,
Сказал Онегин, что придет,
У мельницы пусть, сука, ждет.

Поляна белым снегом крыта.

Да, здесь все будет шито-крыто.
"Мой секундант", — сказал Евгений,
"А вот мой друг — месье Шартрез."

И так, друзья без рассуждений

Становятся промеж берез.
"Мириться? Hа хуй эти штуки!
Hаганы взять прошу я в руки!"

Онегин молча скинул плед

И быстро поднял пистолет.
Он на врага глядит сквозь мушку.
Владимир тоже поднял пушку,

И ни куда-нибудь, а в глаз

Hаводит дуло, педераст!
Онегина мандра хватила,
Мелькнула мысль: "Убьет, мудила!

Hу подожди, дружок, дай срок…”

И первым свой нажал курок.

Упал Владимир. Взгляд уж мутный

Как будто полон сладких грез,
И после паузы минутной,
"Пиздец," — сказал месье Шартрез.

* * *

Что ж делать — знать, натуры женской

Hе знал один лишь только Ленский.
Ведь не прошел еще и год -
А Ольгу уж другой ебет…

Оговорюсь: другой стал мужем,

Hо не о том, друзья, мы тужим…

Твердила мать, и без ответа

Hе оставались те слова.
И вот запряжена карета
И впереди — Москва, Москва!