Русский медведь. Цесаревич

— Так и есть, — кивнул Петр Алексеевич. — Как я понимаю, тебя заинтересовало мое предложение?

— Весьма, Государь, — кивнул иезуит. — Однако давайте подождем ответа генерала. Но не думаю, что он будет против сотрудничества. Тем более что Софья в свете открывшихся подробностей более нас не интересует.

— Отменно, — кивнул Петр. — Тогда, чтобы не быть голословным, я хочу тебе кое‑что показать…

Монетный двор, выстроенный в прошлом, восемьдесят седьмом году, стоял несколько особняком и находился под особой охраной. Впрочем, по документам он шел как чеканная мастерская. Двести шагов в длину, семьдесят в ширину. Могучая кирпичная кладка. Черепичная крыша. Небольшие вентиляционные окна на высоте трех метров и круглосуточное искусственное освещение. Здесь, вот уже полгода трудились без устали две малые горизонтальные паровые машины, мощностью по десять лошадей каждая, и пять десятков мастеровых.

Когда Франсуа Овен зашел в помещение, то ахнул. Чистота. Порядок. Люди в опрятной рабочей одежде. А главное — неплохое освещение ацетиленовыми светильниками. Плавильные тигли. Прокатные валы, превращающие металл в тонкие узкие полосы строго определенной толщины. Кривошипный вырубной пресс, приводящийся в движение паровой машиной и дающий по шестьдесят очень аккуратных круглых заготовок в минуту, выбивая за одни подход по две штуки. Чаны с полировальными шариками из закаленной стали, приводимые в движение паровиком. Печь для отжига. И целый ряд кривошипных прессов для тиснения. Ну и так далее.

Хотя, конечно, иезуит вообще ничего толком не понял в устройстве полумеханизированной линии, развернутой на монетном дворе. В его несколько символичном представлении там все шевелилось по неясному ему порядку. Как в муравейнике. Только царствовала тут — какая сложная и непонятная механика — чуть ли не ожившие станки, делающие сами то, что обычно полагалось выполнять десяткам, а то и сотням людей.

— За сутки три смены выпускают около пятидесяти тысяч монет, — пояснил Государь. — Иногда больше, иногда меньше. Это пока опытная линия, поэтому случаются простои в несколько дней. Ее основное слабое место — ручная установка заготовок на пресс для тиснения и нажатие педали. Мы сейчас работаем над механизацией этой процедуры и подключения к паровой машине. Это позволит значительно ускорить качество и скорость работы, да и уменьшить количество станков. Но это дело будущего.

— Восемнадцать миллионов монет в год… — медленно, буквально по слогам произнес Франсуа, оценивший производительность мастерской. — Это же больше, чем во всех монетных дворах Испании! Сколько тут человек работает? Полсотни?

— Где‑то так. После завершения опытных работ и введения в строй новых станков я планирую увеличить выработку до сорока–пятидесяти миллионов монет в год практически без расширения персонала.

— Поразительно! Это просто чудо какое‑то!

— Я потому и показал это место, так как знал, что оно тебе понравится. Уверен, что ты не устоишь и напишешь о нем генералу.

— Конечно! Непременно! Только ради него генерал сам прибудет, дабы засвидетельствовать свое почтение и обговорить все условия нашего сотрудничества. Я могу познакомиться с человеком, который все это придумал?

— Ты с ним знаком, — улыбнулся Петр и чуть поклонился, добивая иезуита.

Глава 4

11 июня 1688 года. Плещеево озеро. Учебно–тренировочный центр «Заря»

Даниэль Монбар[28] выбрался из несколько необычного почтового фургона, который местные называли дилижансом, размял мышцы, затекшие от долгого сиденья, и направился к своему невеликому багажу. Для него наступала совершенная новая жизнь. В который раз за его неполные сорок три года. В конце концов не каждый мог похвастаться долгим путем от богатого аристократа до знаменитого пирата, наводящего ужас на испанцев. Бурная судьба.

Но всему свое время и место. Возраст и раны его давно тяготили. Хотелось осесть где‑нибудь и спокойно прожить оставшиеся дни, однако, найти пристанище ему было негде. Связей как у некоторых у него не имелось. Даже в родной Франции, которой он так много помог, его если кто и ждал с нетерпением, то исключительно старая карга — виселица. Оставалось только забиться в глухой угол и сидеть как мышь под веником или продолжать озоровать на море, дожидаясь шальной пули или острого клинка.

А тут такое интересное предложение от правителя далекой и дикой страны на самой окраине Европы. Признаться, когда Даниэль первый раз услышал слова голландца, прибывшего специально с этой целью на Тортугу, то сильно удивился и не поверил. Кому вообще нужны престарелые пираты? Но несколько месяцев размышлений и гарантии прибытия в Амстердам инкогнито, в конечном итоге перевесили все сомнения. Очень уж «в струю» оказалось предложение Петра Алексеевича. Так что, вернувшись после очередной вылазки, Даниэль Монбар забрал свои сбережения и ушел «по–английски».