Русский мир. Часть 1

Подобное восприятие своей земли как бескрайней и просторной сложилось еще в древности, когда размер ее хотя и отличался существенным образом от современного, но все равно был значительным. Автор знаменитого «Слова о погибели земли Русской» (предположительно XIII в.), от которого дошел до нас только начальный фрагмент, подчеркивает размах и географическое разнообразие Руси: «О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, боярами честными, вельможами многими, – всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!»⁵²

Хотелось бы отметить еще один важный момент в вышеприведенном отрывке – ощущение единства всей русской земли. XIII в. – время раздробленности, междоусобиц, распадения Древней Руси на отдельные княжества. А автор «Слова» как будто специально указывает границы «красно украшенной земли Русской», подчеркивает ее масштаб и мощь: «Отсюда до венгров, и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев и до немцев, от немцев до корелы, от корелы до Устюга, где живут тоймичи поганые, и за Дышащим морем, от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы – то все покорил Бог народу христианскому поганые страны: великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю Киевскому, и деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали в колыбели. А литва из болота на свет не показывалась. А венгры каменные города укрепляли железными воротами, чтобы на них великий Владимир не ходил войной. А немцы радовались, что они далеко за синим морем. Буртасы, черемисы, веда и мордва бортничали на князя великого Владимира. И сам господин Мануил Цареградский, страх имея, затем и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьграда его не взял»⁵³.

Размах русского государства не остался незамечен иностранцами. Среди наиболее устойчивых представлений о далекой стране встречаем постоянный набор из холода, варварства, тирании и бескрайних размеров, не имеющих четких границ. Итальянец Павел Йовий (1525): «Страна их весьма обширна, простирается от жертвенников Александра Великого, что находятся у истоков Танаиса, до самого края земель у Полуночного океана почти на самом севере»⁵⁴ (т. е. Северного Ледовитого). Англичанин Джильс Флетчер (1591): «Вся страна занимает большое пространство в длину и ширину… Если бы все владения русского царя были обитаемы и заселены так, как заселены некоторые места, то едва ли бы мог он удержать их под своей властью, или же пересилил бы всех соседственных государей»⁵⁵. Француз Астольф де Кюстин (1839): «В России – сплошь далекие расстояния: на этих голых равнинах, простирающихся покуда хватает глаз, нет ничего, кроме расстояний… Эти необъятные просторы – пустыни, лишенные живописных красот; почтовый тракт разрушает поэзию степей; остаются только бескрайние дали да унылая бесплодная земля»⁵⁶.

Наконец, век XX, англичанин Колин Теброн (1983) едет на своем автомобиле в Москву. По дороге он останавливается и ложится на траву на обочине: «Я ощущал ошеломляющее чувство одиночества и опустошения, которым наполнены эти равнины. Я думаю, это меньше связано с их реальной бедностью – песчаные почвы, плохая дренажная система – сколько с неизъяснимой громадой, частью которой они являются. В отсутствии городов или холмов небо становится страшной пассивной силой. Стань, где хочешь, и три четверти всего пространства поглощаются им, что добавляет безжалостной беспредельности здешней земле»⁵⁷.

Все возраставший век от века размер страны и удаленность ее различных частей друг от друга не уничтожали ощущение государственного единства России. Русский писатель И. А. Гончаров путешествовал по Сибири в середине XIX в. К этому моменту Российская империя уже широко раскинулась от моря до моря. Но ощущения отчужденности, недоступности разных сторон все равно не было. Гончаров сетовал: «“Свет мал, а Россия велика”, – говорит один из моих спутников, пришедший также кругом света в Сибирь. Правда. Между тем приезжайте из России в Берлин, вас сейчас произведут в путешественники: а здесь изъездите пространство втрое больше Европы, и вы все-таки будете только проезжий. В России нет путешественников, всё проезжие…»⁵⁸ Представляется, однако, что дело не в неуважении к российским просторам, а в том, что понятие «путешествие» в данном случае определяется не географическим фактором, а культурным. Можно отъехать не так уж далеко от Москвы, пересечь границу и оказаться в другом мире, среди других народов, живущих по законам своей культуры. А в России можно проехать тысячи километров и все равно остаться в рамках своего, привычного мира.