Русский мир. Часть 1

«Замечательно и заслуживает высшей похвалы у них то, что всякий из них, как бы ни был он знатен, богат и могущественен, будучи потребован [великим] князем хотя бы через самого низкого гонца, тотчас спешит исполнить любое повеление своего императора, яко повеление Божье, даже тогда, когда это, казалось, сопряжено с риском или опасностью для жизни. …Словом, нет другого народа, более послушного своему императору, ничего не почитающего более достойным и более славным для мужа, нежели умереть за своего государя. Ибо они справедливо полагают, что так они удостоятся бессмертия»¹⁰¹.

Сигизмунд Герберштейн, австрийский дипломат:

«Они прямо заявляют, что воля государя есть воля Божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божьей. Поэтому также они именуют его ключником и постельничим Божьим и вообще веруют, что он – свершитель Божественной воли. Поэтому и сам государь, когда к нему обращаются с просьбами о каком-нибудь пленном или по другому важному делу, обычно отвечает: “Бог даст, освободится”. Равным образом, если кто-нибудь спрашивает о каком-либо неверном и сомнительном деле, то обыкновенно получает ответ: “Про то ведает Бог да великий государь”. Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким»¹⁰².

Этнографические данные свидетельствуют о том, что далекий царь был близок крестьянству, воспринимался им как родное существо, сопровождал в повседневной жизни. В очерках Пермской губернии 1869 г. записано: «Грозит ли мужику даже наказание за какой-нибудь проступок, он утешает себя словами: “Батюшка наш царь простит нас, слепых людей, и помилует”. Замирает ли у него сердце от страха при каком-нибудь грозном явлении природы, вместе с глубоким вздохом вы наверное услышите: “Что-то теперь у нашего царя-батюшки деется?”»¹⁰³.

Отношения между правителем и народом, в идеальном виде, носили семейный характер. Отец может быть строг, но справедлив, он наказывает, но любит и защищает свою семью. Это отразилось и в языке – «царь-батюшка», «отец наш» называли государя в народе, а о себе говорили «мы – дети государевы». Отсюда и стремление иметь сильного правителя, который был равнозначен в народном сознании сильному государству.

В крепостном крестьянстве широко было распространено представление о том, что земледельцы только временно принадлежат тому или иному помещику, настоящий их владелец – государь. Это отразил в своей знаменитой «Книге о скудости и богатстве» И. Т. Посошков, русский экономист и предприниматель эпохи Петра I: «По моему мнению, царю паче помещиков надлежит крестьянство беретчи, понеже помещики владеют ими времянно, а царю они всегда вековые и крестьянское богатство – богатство царственное, а нищета крестьянская оскудение царственное»¹⁰⁴.

Известный общественный деятель второй половины XIX в. А. Н. Энгельгардт передавал представления мужиков о государе в следующих выражениях: «Царь хочет, чтобы всем было равно, потому что всех он одинаково любит, всех ему одинаково жалко. Функция царя – всех равнять». И далее о крестьянине: «Случайности природы он сосредоточивает в Боге. Случайности всевозможной политики – в царе. Царь пошел воевать, царь дал волю, царь дает землю, царь раздает хлеб. Что царь скажет, то и будет; деньги платятся царю, а разбирать, что такое урядник или непременный член, это уж совершенно не нужные подробности…»¹⁰⁵ Правитель, таким образом, становился и мерилом справедливости, равенства и власти.

Интересные и неожиданные свидетельства особого отношения к власти нашел исследователь П. В. Лукин, проанализировавший так называемые непригожие речи – те высказывания, которые, с точки зрения российских органов власти XVII в., наносили ущерб «государской чести». То есть по сути это, казалось бы, противоправительственные выступления, за которые наказывали по суду. Тем неожиданней выводы, к которым приходит исследователь. Он пишет о том, что проведенное исследование следственных дел о «непригожих речах» позволяет говорить о сакрализации царя и царской власти. В системе народных ценностей только Бог стоял выше него. При этом сакрализация не означала обожествления. Он также отмечает существование в народном сознании идеального образа «праведного» и «благочестивого» государя и свойственных ему «правил поведения», хотя они и представляются несколько абстрактно и расплывчато. Заметим, что эти представления характерны для самых разных слоев населения и регионов России, что засвидетельствовано в довольно подробно составленных судебных документах.