Согласно Чаянову, семейно-трудовое сельское хозяйство — это совершенно особый тип экономики, к которому не применимы основные понятия классической политической экономии. Так как крестьянин — одновременно и владелец земли, и работник, то теряют смысл понятия заработной платы и земельной ренты. В его основе лежат «иные мотивы хозяйственной деятельности и даже иное понимание выгодности». В частности, кооператив не может иметь собственных интересов, лежащих вне интересов создавших его членов, он лишь обслуживает своих клиентов и подчиняется только им. «Кооператив будет весьма полезен, если даже вовсе не будет приносить никакой прибыли как предприятие, но зато увеличит доходы своих членов». Любопытно сравнить это положение с точкой зрения Зомбарта, согласно которой при современной форме «высокоразвитого капитализма» главными участниками становятся объединения, не имеющие никаких человеческих целей: банки, тресты и т. д. Мерой их успеха (то есть целью их деятельности) является их доход. Это как бы новые нечеловеческие «личности», которым подчиняется экономика.
Концепцию Чаянова помогает понять очень «нестандартное» ее освещение в написанной им фантастической повести «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» (22). Действие начинается в 1921 году, и герой, при буржуазном строе называвшийся Алексей Васильевич Кремнев, а теперь — обладатель трудовой книжки № 37413, идет по Москве, вспоминая фразы, только что слышанные на митинге: «Разрушая семейный очаг, мы тем самым наносим последний удар буржуазному строю!», «Семейный уют порождает собственнические желания, радость хозяйчика скрывает в себе семена капитализма» и т. д. Потом он загадочным путем переносится в будущее — как ни странно, в 1984 год, так что книга вполне могла бы называться «Москва-1984». Но, в отличие от оруэлловской антиутопии, она изображает картину радостной, яркой жизни, построенной по принципам чаяновской концепции. Упоминается, что в прошлом был принят «декрет об уничтожении городов» и теперь существуют города с населением не больше 100 000 человек. Большая часть населения — крестьяне. «В сущности, нам были не нужны какие-либо новые начала, наша задача состояла в утверждении старых вековечных начал, искони веков и бывших основою крестьянского хозяйства». «В основе нашего хозяйственного строя, так же как и в основе античной Руси, лежит индивидуальное крестьянское хозяйство. Мы считаем его совершеннейшим типом хозяйственной деятельности. В нем человек противопоставлен природе, в нем труд приходит в творческое соприкосновение со всеми силами космоса и создает новые формы бытия. Каждый работник — творец, каждое проявление его индивидуальности — искусство труда».
Вспоминая время, когда «крестьянское хозяйство почитали за нечто низшее, за ту праматерию, из которой должны были выкристаллизоваться высшие формы крупного коллективного хозяйства, отсюда старая идея о «фабриках хлеба и мяса», рассказчик добавляет: «Социализм был зачат как антитеза капитализма: рожденный в застенках германской капиталистической фабрики, выношенный психологией подневольной работы городского пролетариата, поколениями, отвыкшими от всякой индивидуальной творческой работы и мысли, он мог мыслить идеальный строй только как отрицание строя, окружавшего его». Это глубокое замечание. Маркс и Энгельс охотно даже преувеличивали тяжелое положение современного им рабочего: он не имеет собственности, он не имеет отечества, у него фактически нет семьи, его дети вынуждены работать. Но удивительным образом они именно в этом видели зародыш будущего социалистического общества: там тоже не будет ни собственности, ни семьи («буржуазной»), ни отечества и дети будут работать начиная с восьмилетнего возраста. То есть будущее общество оказывалось зеркальным отражением «проклятого прошлого».
По-видимому, в XX веке Россия оказалась в эпицентре столкновения двух всемирно-исторических стратегий развития. Одна стратегия связана с наступлением города на деревню. Это индустриализация за счет экспроприации деревни, превращение крестьян в пролетариат, рост городского населения за счет притока бегущих из деревни крестьян, постепенное обезлюдение деревни и концентрация горожан в многомиллионных городах-мегаполисах. Другая стратегия — это то, что Кондратьев называл «двусторонний, аграрно-индустриальный тип народного хозяйства». Он предполагает устойчивое равновесие между городом и деревней как двумя необходимыми частями народного хозяйства и культуры. Так складывалась, например, жизнь античной Греции. Подавляющая часть граждан Афинской республики были крестьянами, и только по особым случаям они собирались в городе. Для этих крестьян строился Парфенон и создавались статуи Праксителя. Это они смотрели драмы Эсхила, Софокла и Еврипида, которые редкий современный интеллигент способен прочесть. Да так было и во всем мире, и только в Новое время в Западной Европе город начал наступление на деревню, пожирая ее, наподобие раковой опухоли.