Русский национализм и национальное воспитание

Напрасно говорить о сепаратизме малороссов. Это – бред или юных, или глупых голов. Правда, в последнее время в немалом числе появились в Малороссии австрийские наемники, сеющие слабосильные семена малороссийского сепаратизма. Мало того, мы даже поливаем этот наемный сепаратизм своим благодушием и терпением, – но и это наносное зло не помрачит здравого смысла малороссов. Напрасно говорят и о непонимании малорусского языка русскими. Это не понимают малорусского языка Грушевского, – но его не понимаем и мы, и малороссы.

Россия включает в себе около 150 наций. Невольно возникает вопрос: как она будет относиться к этим соподчиненным нациям? Разумеется, не одинаково, в зависимости от их национального, социального и политического положения. Есть нации, которые в культурном и политическом отношении стоят довольно высоко и своим отношением к России заслужили благожелательство, есть нации, которые стоят на уровне первобытных народов. Эти нации представляют собой различные ценности и потому вызывают различные отношения: к более культурным относятся: поляки, армяне, грузины, финляндцы и проч.

Поляки. Ближе к нам и по крови, и по культуре стоят поляки. Они как будто бы даже наши братья по крови, славяне. Их литература стоит довольно высоко. Их культура в некоторых отношениях равна русской. Их жизнь понятна для русских. Отличие в религии. Поэтому сближение и сроднение с поляками не невозможно, хотя в настоящее время стоит далеко от осуществления. Тому виной сами поляки.

Для лучшего понимания действий поляков я позволю коснуться психологии этой нации.

Профессор К.Н. Ярош[26] говорит:

«Известная горячность польского темперамента придает струнам души высокий напряженный строй. В силу этой напряженности все чувства получают чуткую отзывчивость на внешние воздействия. Радость и горе, любовь и ненависть звучат здесь полными звуками, переходя нередко даже в аффектированный тон: чувство чести, французской point d’honneur, становится здесь гонором и щетинится иглами кичливости, самохвальства, надменности и забиячества. Легкая возбудимость и экспансивность польского характера освещает многие исторические сцены искусственным, «бенгальским» светом… Эмоциональность поляков сообщает замечательную страстность их надеждам и опасениям. Открывшаяся известная перспектива, мерцающая вдали приманка совершенно захватывает их и неудержимо увлекает вперед… Столь же велика страстность поляков и в их опасениях: лишь только в душе их водворилось недоверие, тот час же начинается преувеличенная тревога, лихорадочное беспокойство по самым ничтожным причинам, вечная подозрительность ко всем и ко всему. Они видят повсюду интриги, козни, шпионов, изменников и начинают сами подводить контрмины. Сильная восприимчивость к внешним впечатлениям сообщает полякам легкость перехода от чувства к чувству, от сабельного удара к дружескому поцелую, от геройского подвига к излишеству в утехах жизни.

Это свойство давало многим моралистам повод уличать поляков в легкомыслии, но этим же самым свойством придается польской жизни и истории окраска добродушия… Неустойчивость чувства обращается в страстную стойкость, если причины не перестают его подновлять. Тогда любовь разгорается до пламенного обожания, а ненависть обращается в неумолимую и неустанную злобу… Живость чувств, естественно, обусловливает собой высокий подъем воображения… Но та же живость чувств и то же воображение вносят в прозаические жизненные отношения нежелательный колорит фантазерства и легкого уклонения от истины…

Духовная природа славянина рассматриваемой отрасли одарена талантливостью, сердечной глубиной, сложным и богатым душевным строем, способным чутко отзываться и на громкий клич, и на самый тихий зов добра и красоты».

Н.И. Костомаров утверждает, что у поляков «чувство господствует над рассудком».

Это одна психологическая картина. А вот и другая. А. Подвысоцкий[27] говорит следующее: «Сознание монархической идеи и дух своевольной анархии, благоговение пред величием и оскорбительное к нему недоверие, беспредельная гордость и раболепное унижение, геройское самопожертвование и своекорыстное честолюбие, христианские идеи братства и дух сварливой междуусобицы, глубокое религиозное чувство и в то же время фанатическая нетерпимость – вот общие черты добродетелей и пороков, при взаимной борьбе которых пала Польша…»

Польский народ «потерял всякое единодушие до того, что между поляками нельзя найти двух людей, согласных между собой. Продажные, испорченные, легкомысленные, вздорные, деспоты, прожектеры, предоставляющие свои имения в управление жидам, которые сосут кровь их подданных и платят за то очень мало: вот вам живой портрет поляков»[28], – говорит императрица Екатерина II.