Новые указы, принятые в августе 1916 г., расширяли конфискационную программу для российско-подданных враждебных иностранцев на несколько сибирских областей и губерний, где в предвоенные десятилетия росло немецкое землевладение и куда уже было выслано большое количество лишенных имущества немцев. Расширение было отчасти ответом на ходатайства сибирских губернаторов{340}
. К концу 1916 г. Комитет по борьбе с немецким засильем выработал еще более радикальный законопроект, расширявший область применения конфискационных мер: в нее были включены Поволжье и чуть ли не вся территорию империи за исключением нескольких районов Сибири с полным отсутствием обрабатываемых земель. Новый законодательный кульбит отказывал всем лицам, лишенным имущества согласно предыдущим указам, в праве аренды домов, квартир или строений в любых местностях, включая города. Таким образом, подвергшимся конфискациям колонистам закон позволял жить только в некоторых районах Сибири. Законопроект Комитета был подписан царем 6 февраля 1917 г. без внесения существенных изменений{341}. Пояснение к узаконению в журнале Совета министров включало откровенное объяснение того, насколько сильно и почему намерения законодателей эволюционировали всего за два года. Изначально идея закона была преимущественно стратегической, и предназначался онДекабрьские указы стимулировали значительное государственное участие в покупке земель. В мае 1915 г. Крестьянский поземельный банк получил официальные полномочия на покупку земель вражеских подданных и немецких иммигрантов. Декабрьские узаконения весьма расширили роль банка, наделив его правом преимущественной покупки при
Покупки земель Крестьянским банком создали намного больше затруднений (вплоть до обнищания бывших владельцев), чем прежние принудительные продажи. На практике банк устанавливал крайне заниженную цену на землю — в среднем около одной трети довоенной цены. Что еще более важно, выплаты производились не наличными деньгами, а чаще всего именными банковскими свидетельствами на 25 лет без права передачи, с уплатой держателю фиксированных 4,5% годовых. Таким образом, например, недвижимое имущество, оцененное в 1913 г. в 3 тыс. руб., обычно оценивалось в 1 тыс. руб., и лишавшееся его лицо могло получать лишь 45 руб. ежегодно. Свидетельства при этом постоянно обесценивались инфляцией. Таким образом, преуспевающий владелец некоего имущества стоимостью в 3 тыс. руб. превращался в обнищавшего бездомного человека с 45 руб. в кармане и несколькими быстро обесценивающимися свидетельствами-облигациями, которые ему не разрешали продать{344}
.Землевладельцы, решавшиеся продать имущество «добровольно», и те, чья недвижимость шла на публичные торги, получали гораздо меньше, чем можно было выручить до войны, вследствие резкого снижения цен на землю в годы войны. Например, житель Таврической губернии Яков Зудерман получил на аукционе в сентябре 1916 г. лишь 90 руб. за свой земельный участок, который до войны стоил 900 руб.{345}
Это было вызвано призывом большого количества крестьян в армию (что уменьшило спрос на землю) и массовой распродажей земель немецкими выселенцами, наводнившими рынки в ряде губерний. Таким образом, хотя указы и упоминали о компенсации, применяемые именно в такой форме, они привели к обнищанию большинства затронутых лиц{346}.[116]