Русский офицерский корпус

Естественно, что и офицерский корпус армий нового типа формировался из той же дворянско–рыцарской среды. Так было во всех сгранах, где осуществлялся переход от ополчений или дружин, состоящих из представителей привилегированного сословия профессиональных воинов — «единоборцев», к постоянной армии. Представителями этого сословия закономерно стали комплектоваться и часть рядового и, конечно, командный состав ее. В Японии, например, при переходе во второй половине XIX в. к регулярной армии офицерство монопольно комплектовалось из самурайской среды (самураи — военное сословие, сопоставимое с европейским рыцарством), которая полностью сохранила свои традиции, воспроизводившиеся теперь в новых условиях{40}. Рыцарство, таким образом, как бы преобразовалось в офицерство, унаследовавшее рыцарские воинские традиции и психологию. И если офицерство явилось как бы отрицанием рыцарства в организационном плане, то в плане социальном, психологическом и идейном оно выступило его прямым и непосредственным наследником, продолжателем.

По иному и быть не могло. В традиционной европейской (впрочем, не только европейской) системе представлений понятие благородства было неразрывно связано именно и почти исключительно с вооруженными силами, армией. Высшее сословие этих стран — дворянство с самого начала формировалось как военное сословие. Изначально оно было сословием людей, несущих военную службу, и довольно долго было связано исключительно с ней. Лишь к XVIII в. по мере формирования сравнительно развитого государственного аппарата дворянство стало пониматься как служилое сословие вообще. Но и потом военная служба считалась наиболее престижной. Именно в качестве военно–служилого сословия дворянство освобождалось от подушного налога — считалось, что оно платит «налог кровью». Военная служба рассматривалась как самое достойное благородного человека, дворянина занятие.

Поэтому офицерство как социальный слой с самого начала оказалось естественным образом отождествляемо с дворянством. Из представления о том, что наиболее присущее дворянину занятие–служба офицером, закономерно вытекало представление о том, что и каждый офицер должен быть дворянином, поскольку уже по своей социальной роли он занимает «дворянское» место в обществе. Понятно, что даже в странах с наиболее твердыми сословными перегородками получение дворянства в награду за военную службу выглядело в наибольшей степени соответствующим обычаям способом аноблирования — возведения в дворянство. Во Франции по эдикту 1600 г. по истечении определенного срока службы офицер недворянского происхождения освобождался, подобно дворянину, от тальи — подушного налога (что было первым шагом к получению дворянского звания), а затем аноблировался; эдикт 1750 г. предусматривал срок аноблирования для офицеров–недворян в зависимости от полученного ими чина — чем выше чин, тем короче срок. Недворянин, достигший генеральского звания, аноблировался сразу. «Дворяне шпаги» при этом даже формально пользовались некоторыми преимуществами перед «дворянами мантии» (лицами, получившими дворянство на гражданской службе) и долгое время отказывались признавать последних равной себе частью дворянского сословия{41}.

Иногда, впрочем, отождествление офицерского звания с дворянским становилось столь жестким, что приводило к ограничению доступа к офицерским чинам лиц недворянского происхождения. Такая тенденция наметилась, в частности, во Франции в конце XVIII в., когда в 1781 г. был принят специальный ордонанс военного министра, в результате чего доля недавно аноблированных лиц среди офицерства сократилась с 10 до 2%{42}, а среди генералитета и полковников к 1789 г. абсолютно преобладали представители высшей знати: среди 11 маршалов 1 человек имел титул принца, 5 — герцога, 4 — маркиза и 1 — графа, из 196 генерал–лейтенантов нетитулованными дворянами были только 9 человек, а из 109 полковников — 6. В Пруссии в XVIII в. лица недворянского происхождения производились в офицеры лишь в порядке исключения (и то в чин не старше лейтенанта), и в 80–х годах 90% прусских офицеров были дворянского происхождения; в 1805 г. из 8 тысяч офицеров прусской армии недворянами были только 695 человек. Затем положение сильно изменилось, и в 1818 г. на 3828 офицеров дворянского происхождения приходилось 3350 выходцев из других сословий, но в последующие годы (до 1860) дворяне по происхождению составляли более ⅔ прусского офицерского корпуса{44}. В армиях других стран столь жестких ограничений обычно не было, но большинство офицерского корпуса везде составляли, конечно, дворяне.

Итак, профессиональная группа офицеров в европейских странах в социальном плане представляла собой элитный слой, практически идентичный по своему положению в обществе высшему сословию — дворянству. Офицерство служило связующим звеном между дворянством и остальными сословиями, поскольку через него происходило пополнение дворянского сословия новыми членами.

Офицеры в России до создания регулярной армии