Русский охотничий рассказ

Как и в человеческом обществе, любовь порождает ревность, дуэли, войны: «…и вот между мирными флегматичными тетеревами мгновенно вскипает ревность и вражда, ибо курочек бывает всегда гораздо меньше, чем косачей, а иногда на многих самцов – одна самка. Начинается остервенелая драка: косачи, уцепив друг друга за шеи носами, таскаются по земле, клюются, царапаются без всякой пощады, перья летят, кровь брызжет…»[26]

Хотя Тургенев ставит в заслугу Аксакову то, что его книга «связана с жизнью», и это «принесет ей успех у естествоиспытателей», все же у самого автора «Записок охотника» никогда не встречаются столь физиологически точные и натуралистически яркие описания природы. Пантеизм Тургенева близок к тютчевскому растворению личности в мировом единстве. Для обоих поэтов человек – «мыслящий тростник». Равнодушие природы и одинокое человеческое Я – этот мотив, с такой силой прозвучавший в «Поездке в Полесье», оставался едва ли не ведущим на протяжении всего творчества Тургенева.

Тургенева и Аксакова сближало то, что охота была для них возможностью изучать родную землю, проникать в тайны природы. В книге Аксакова этнографизм, естественно-научный подход, практическая ориентация, которая выражена и в названии (точное место охоты), и в рассуждениях о сугубо охотничьих предметах, преобладают над художественностью. И хотя Гоголь, прочитав «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», готовившиеся в то время к изданию, пожелал, чтобы его «души» были так же живы, как птицы Аксакова, все же лишь с появлением «Записок охотника» Тургенева (книга вышла почти одновременно с аксаковской) литературный охотничий рассказ освободился от того, что интересно только специалисту. Тургенев раздвинул сюжетную и жанровую замкнутость. В своей книге он переставил акценты, направив читательское внимание на человека, выдвинул на первый план нравственный, социальный, эстетический аспекты: он специальное заменил универсальным, «охотничье», этнографическое – общечеловеческим, художественным. Тургенев впервые показал, что в поле зрения охотника могут быть различные темы.

Если рассматривать рассказы Тургенева как самостоятельные, вне цикла, то их, за редким исключением («Льгов», «Ермолай и мельничиха»), трудно причислить к охотничьей литературе: охота в них служит лишь поводом для развертывания повествования. Однако Тургенев замыслил создание большого произведения, некоего художественного единства, где названием всей книги стал бы подзаголовок к первому рассказу «Хорь и Калиныч», который открывал бы цикл. Об этом свидетельствуют программы (первый проект титульного листа «Записок охотника» уже существовал на полях черновика рассказа «Бурмистр», датируемого исследователями августом 1847 г.), а также предложение Н.А. Некрасова издать «Записки» в задуманной им серии «Библиотека русских романов, повестей, записок и путешествий».

Следует отметить, что цикл – это не случайное, механическое объединение разнородного материала под общим заглавием, а некое единство, выражающее точку зрения автора на мир. В цикле заложена идея круга, воплощающего единство конечного и бесконечного. И потому концепцию Тургенева о постоянном круговороте в природе, о единстве и гармонии человека и природы наиболее адекватно мог выразить именно цикл. Кольцевая композиция «Записок охотника» способствует осуществлению замысла автора. В самом деле, тургеневский цикл открывается рассказом «Хорь и Калиныч» о двух вечных универсальных типах человека (рациональном и эмоциональном) – творении природы, части мирового единства, человека как субстанции конечной в каждом своем конкретном воплощении. А замыкает композицию рассказ «Лес и степь» – гимн природе, выражающий идею бесконечности природы. Несмотря на то что это – один из ранних рассказов (1849), Тургенев во всех изданиях «Записок охотника» именно им завершал цикл.