Русский охотничий рассказ

Копируя и тиражируя разработанные Тургеневым народные характеры, сюжетную и жанровую структуру, образ охотника-повествователя, авторы массовой литературы переводили охотничий рассказ в низовой фонд. Хотя рассказы объединены общим заглавием, их нельзя считать циклами, так как они не представляют идейного единства. Дилетантская литература оставляет за пределами своего внимания то, что составляет суть тургеневского цикла – философское осмысление мира. В записках охотников – последователей Тургенева – разрушается идейно-эстетическая целостность: их книги – это сборники рассказов.

В 80-е годы XIX в. концепция мира как величественного стройного рационального единства испытывает кризис. В конце века пошатнулась вера в правильность устройства мира. Разрушилось чувство родства со всем мирозданием, присущее Аксакову, Тургеневу, раннему Толстому и его героям. В последнем своем произведении «Путь жизни» (1910) Толстой говорит, что заповедь «не убий» «относится не к одному убийству человека, но и к убийству всего живого». В предисловии к статье своего последователя В. Черткова «Злая забава» Толстой писал: «Несколько лет тому назад мне довелось слышать следующий разговор между начинающим охотником и бывшим охотником, оставившим охоту вследствие сознания безнравственности этой забавы: Молодой охотник (с уверенностью): “Да что же дурного в охоте?” Бывший охотник: “Дурно без нужды, для забавы убивать животных”.

Ни возражать против этого, ни не соглашаться с этим невозможно: так это просто, ясно и несомненно. Но, несмотря на это, молодой охотник не бросил тогда же охоты, а охотится и до сих пор. Но уверенность в безобидности занятия охотой нарушена; совесть пробуждена по отношению к делу, считавшемуся доселе несомненно правым. И долго молодой человек уже не проохотится»[27].

Книга Черткова направлена против, как и указано в названии, охоты – «злой забавы». Автор с сожалением вспоминает эпизод из своей прошлой жизни, когда он еще охотился и убивал животных. Теперь сочувствие бывшего охотника на стороне раненого волка, которого он сам в былые времена безжалостно добивал: «…я выстрелом свалил волка и побежал к нему, чтобы добить его толстой палкой, принесенной для этой цели. Я бил по переносице, самой нежной части волчьего тела, а волк с диким исступлением смотрел мне прямо в глаза и при каждом ударе испускал глухой вздох. Вскоре лапы его судорожно задергались, вытянулись, по ним пробежала маленькая дрожь – и они закоченели. Я побежал на свой номер и, весь запыхавшись от волнения, притаился за своим деревом в ожидании новой жертвы. Вечером, в постели, я вспоминал впечатления дня <…>. Я вспоминал все это с замиранием сердца и с наслаждением переживал вновь и вновь мое волнение. Вспоминая это, я заметил, что я с каким-то настоящим сладострастием упиваюсь страданиями издыхающего животного. Мне стало совестно за себя»[28].

Можно с уверенностью сказать, что подобные переживания свойственны каждому охотнику, в том числе и Толстому; достаточно вспомнить знаменитую сцену облавы на волка в «Войне и мире», где писатель воспламенил азартом гона участников травли. Описывая мысли и чувства охотников, Толстой показал звериные глаза: побежденный матерый смотрел на окружающих дико и просто.

Победив инстинкт охотника и став вегетарианцем, Толстой в статье «Первая ступень» (1891) утверждает, что воздержание – это первая ступень к царству Божию на земле. Одним из самых ярких и красноречивых эпизодов статьи является описание бойни, которую писатель посетил в Туле после прочтения вегетарианской книги Хаугарда Уильямса «Этика пищи», изданной в Лондоне в 1883 году. Знаменательно, что Толстой рассказывает о том, что пригласил пойти вместе с ним на бойню одного охотника, кроткого и доброго человека, но тот отказался:

«– Да я слышал, что тут хорошее устройство и хотел посмотреть, но если там бьют, я не войду.

– Отчего же, я именно это-то и хочу видеть! Если есть мясо, то ведь надо бить!

– Нет, нет, я не могу!

Замечательно, – комментирует Толстой, – при этом, что этот человек-охотник и сам убивает птиц и зверей»[29].

Хотя Тургенев, в отличие от Толстого, в последние годы жизни не стал вегетарианцем и не отказался от былых пристрастий, в 1882 г. он написал рассказ «Перепелка», который включил в детское издание «Рассказы для детей И.С. Тургенева и графа Л.Н. Толстого». В этом рассказе неожиданно проявился совсем иной взгляд на охоту: мальчик, прежде мечтавший стать охотником, как его отец, однажды, увидев погибшую перепелку, защищавшую своих птенцов, навсегда отказался от охоты, ему с того дня «все тяжелей и тяжелей стало убивать и проливать кровь» (10, 122).