Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает

И вот с 1953 года мы на целых десять лет получили над собой «инициативного» антисемита, а по уровню мышления и образованию, увы, чисто «местечкового» наглеца. «Я все могу! я во всем понимаю! Хотите всю русскую культуру лично перетопчу?!» — и ведь в прямом смысле топтал — в бешенстве по замечательным картинам ногами. Сам я своими глазами, как верный пес, стоя за спиной Фурцевой (такая была работа), в ужасе видел этот шабаш своего тощашнего шефа в Манеже, тогда Центральном выставочном зале. Он сбросил под ноги и топтал картины Филонова. А как с кулаками он накинулся на скульптора Эрнста Неизвестного, чья круто еврейская физиономия пришлась Хрущеву «не по ндраву»?!

Мне скажут: — Как?! ты поднимаешь руку на Хрущева? а ведь при нем «шестидесятники» дали нам свободу.

Но вспомним, какую свободу. Кухонную! При нем да — стало можно между собой, но только у себя дома на кухнях, что-то говорить. Сажали студентов пачками, а еще больше отправляли в армию. Я потерял так многих друзей и в МГУ и во ВГИКе. Едва друга Гену Шпаликова, потом известного киносценариста, удалось «прикрыть». А стоило, например, Владимиру Осипову прочитать православные стихи возле памятника Маяковскому, как ему дали срок, который он отсидит от звонка до звонка (христиан советская антихристова власть не миловала!) — с 6 октября 1961-го по 5 октября 1968-го года. Семь лет за упоминание Христа!

Только на собственных кухнях и была Оттепель (термин Оренбурга, евреями активно подхваченный!). Маленькая Свобода, что хочешь, в междусобойчиках шепотком говорить. «Жучков-подслушек» у чекистов на всех уже не хватало. За одни разговоры уже, как прежде в жестокие сталинские времена, никого не сажали. Так тогда и шутили все: «У нас в стране Кухонная Свобода».

Кухонная Свобода — жуткая свобода. Она внесла в нашу жизнь двуличие — сознательное фарисейство, когда говоришь одно, а про себя думаешь другое. Именно на кухнях под рюмочку и закуску лопнули советские убеждения. Кто-то хотел назад к Сталину, кто-то вперед к «социализму с человеческом лицом». Но все постоянно фальшивили сами, говорили дома одно, а на работе другое, и детей приучали фальшивить, а практически просто лишали детей хоть каких-то духовных жизненных устоев. Самое отвратительное, что наибольшими фарисеями были партийные функционеры. При Сталине была высокая трагедия советской власти, при Хрущеве началась ее жалкая комедия. Расходились, отпускали всякие тормоза на кухнях — и молчали на собраниях и в прессе в тряпочку, только поддакивали любому партийному вздору. Всем даже в голову не приходило как-то «вякйуть». Какая-нибудь бойкая бабенка, секретарь парткома на собрании соловьем за «родную советскую власть» заливается, а на кухне у тебя она же почем зря эту самую «родную» честит и, как на Западе, где она туристом побывала, все распрекрасно живут, восхищается.

Нет, конечно, все-таки строптивцы «не от мира сего» нашлись. Больше как клиенты психиатрических института Сербского и больницы Ганнушкина. А в реальности публично «вякающих», публично недовольных советской властью было при Хрущеве очень немного — меньше 0,001 %. Они придумали «самиздат». Размножали на машинке свои строптивые мысли. Таких публично сторонились, боялись «самиздат» взять — прочитать. Но втайне все их очень уважали и считали героями. Официоз их обзывал «инакомыслящими» или на западный лад «диссидентами».

Свалив монументальную фигуру Великого Кавказца (какой бы он зверь ни был, но он-то был Великим Зверем!), Хрущев целиком окунулся в троцкистскую идею — пожертвовав Россией, раздуть «мировой пожар». Сорил деньгами направо и налево, весь сталинский золотой запас профукал, поддерживая карликовые компартии по всему миру. Знаю об этом хорошо, потому что сам, работая в АПН, нахлынувших «просителей» с Запада и Востока «сопровождал». Во время Карибского конфликта, когда Кузькина Мать завез ракеты на Кубу, только Божье чудо и Политбюро, набравшееся от отчаяния храбрости и дружно схватившее поджигателя за руку, спасли мир от атомного апокалипсиса. Это была жуткая тайна хрущевской «Оттепели», но теперь ее уже все знают.