Русский политический фольклор. Исследования и публикации

А. М. Смирнов-Кутаческий в статье «Происхождение частушки» пишет: «Бюхер в обстоятельном исследовании «Работа и ритм» доказывает, что народная песня произошла из рабочего ритма. <…> Ритмичный стук при работе формировал психическую энергию и, вызывая эмоции, воплощенные в песне, облегчал однообразие работы, да и самую работу. <…> Частушка по своему музыкальному складу вся насыщена фабричным ритмом. Ее четко выраженный размер – хорей или ямб, без безголосого пиррихия – как нельзя больше соответствует четкому ритму фабричного станка:

При царе, при Николашке, ели, пряники, барашки…
Та-та, та-та, та-та, та-та, та-та, та-та…» (Смирнов-Кутаческий 1925: 43).

Исследователь не досказал частушку, под чей фабричный ритм рабочий производит прибавочную стоимость. В одном из вариантов она звучит так:

При царе при Николашке
Ели белые олашки.
А совет да исполком,
Все мякины истолкем.

Размышления А. М. Смирнова-Кутаческого о зависимости частушки от фабричного ритма цитировали и Ю. М. Соколов, и В. В. Стратен и пр., не оговаривая другой гипотезы, высказанной в его работе: «Частушка – показатель социального кризиса», и если «фабрика дала ритм частушке», то «социальный кризис наполнил ее содержанием» (Смирнов-Кутаческий 1925: 55), достаточно оппозиционным к большевистской власти.

А. В. Кулагина считает, что «политические частушки – новая форма песенок-хроник», результат индивидуального творчества очевидца событий, лишенный поэтических достоинств (Кулагина 1999: 6). По ее мнению, частушка «остается в личном репертуаре автора, не становясь объектом дальнейшей изустной передачи» (Кулагина 1999: 7). С. Б. Адоньева также считает, что в частушке (в рассмотренном исследовательницей случае – бытовой) «сообщают новость». Вместе с тем С. Б. Адоньева отмечает, что «новостью является не сам текст, но акт приписывания некоего текста некоему конкретному факту. Или, точнее, сотворение некоего социального факта – новости (события) – посредством верификации определенного текста» (Адоньева 2004: 158). Это утверждение подходит и к политическим частушкам. Так, 23 апреля 1953 года были осуждены «Батаков А. В.(1928 г.р. русский, образование низшее, заключенный, РСФСР), Гнелицкий Н. А. (1932 г.р., русский, образование низшее, заключенный), Кибаков Л. Н.(1931 г.р., русский, образование низшее, заключенный)», которые «6 января 1953 года в изоляторе пели частушку: «Когда Ленин умирал Сталину приказывал: рабочим хлеба не давать, мяса не показывать». 12 марта 1953 года: «Когда Сталин умер, то супу не дали, когда Маленков умрет, то хлеба не дадут»» (58.10 1999: 78). Этот пример демонстрирует, как происходит актуализация текста частушки во время смерти политического лидера.

Публикация антисоветских частушек в 1920-е годы была вызвана желанием показать «настроения» населения. Исследователи и публикаторы политических частушек часто прибегали к «вульгарно-социологическому» методу, приписывая происхождение и исполнение текстов определенным социальным слоям (бедняки, кулаки, середняки и пр.). В своем учебнике «Русский фольклор» Ю. М. Соколов писал: «Собирание и изучение частушек в наше время <…> является актуально необходимой задачей, так как проливает свет на всю реальную картину классовой борьбы» (Соколов 1932: 30)[329]. Для 1920-х годов допустимо положение, что крестьяне, будучи инертной массой, в первые годы революции не принимали советскую власть и сначала пели антисоветские частушки, а потом переключились на советские. Эта осторожная позиция отражена в сборниках материалов студенческих этнографических экскурсий под руководством В. Г. Богораза-Тана. Так, в статье Н. Морева читаем:

События, последовавшие за Октябрьской революцией, сначала вызвали как бы недоумение со стороны крестьян<…> Тяжесть разверстки, трудналога и гражданской войны вызвали в них недовольство. Им некому было растолковать, что эти явления эпизодические, что, только перешагнув через них, мы можем приступить к мирному строительству. Не удивительно, что старуха-мать, у которой один сын был убит в империалистическую войну, а второй пропал без вести в гражданскую, сообщила мне частушку.

Комиссары черти,
Нет на вас и смерти.
Вы бы околели,
Мы бы не жалели.

Но за последние годы, когда экономические условия улучшились, когда появились заработки <…>, мысль крестьянина направилась в другую сторону (Морев 1924: 118).

Исполнение политических частушек в городе, по мнению В. В. Стратена, не могло быть социально дифференцированным: